Рина Блэйд "Колыбельная тьмы мертвецов"

Так продолжается уже почти шесть лет.

Кто-то и вовсе расписывал в красках мою смерть. Мечты этого человека сбылись: я умирал множество раз. Тонул, резался, сбрасывался с обрыва, истекал кровью, отрезал себе конечности, надеясь умереть от резких и нескончаемых порывов боли. Но всё без толку.

Так продолжается уже почти шесть лет.

Некоторые показали мне, что такое смерть на самом деле. Гибель не страшна, когда её костлявые руки касаются твоей души, желая утянуть за собой. Нет, подобное воспринимается как что-то обязательное и, в моём случае, знакомое. Когда же смерть забирает кого-то другого, это ощущается как падение в пропасть. В пропасть собственного поражения, собственной боли, собственного крика, собственного кошмара, собственной ярости. Смерть – это исчезновение не самой жизни, а чего-то важного и ценного в ней самой. Того, без чего жизнь становится невозможной и ощущается мрачным и бессмысленным существованием.

Самому умирать не больно. Больно, когда умирают другие. Жизнь стремительно покидает их, а всё, что ты можешь с этим сделать, это кричать и молить о том, чтобы они не сдавались. Не уступали смерти, перед которой бессильны все. Продолжали бороться с гибелью, которая всегда выходит победителем. Не уходили в иной мир, который открывает свои двери перед каждым, когда подходит срок.

Но эти крики, просьбы, молитвы тщетны.

Очередная волна агонии пронзает меня с новой силой. Прикусываю кулак, чтобы не вскрикнуть, ругая себя за то, что попал в то место, при ударе в которое люди умирают болезненно и долго. По синему кафтану расплывается тёмное пятно крови, перед глазами пляшут чёрные звёздочки, а в груди пылающим огнём горит боль, что вспыхивает с каждой секундой всё ярче и ярче.

Ждать конца, терпя муки, я не хочу. Да и времени нет. Поэтому теперь остаётся самое трудное и неприятное.

Обхватываю рукоять кинжала, чьё лезвие полностью вошло внутрь, обеими руками, до скрежета стиснув зубы. Закрываю глаза, вдыхаю колючий воздух и резко вынимаю нож из груди, после чего рукой прикрываю открытую рану, тяжело дыша. Рука скользит чуть выше, останавливаясь у места, где должно биться сердце. Но внутри тихо.

Холодно.

Пусто.

И больно.

Снова.

В этот же момент дверь раскрывается, и сквозь тёмную пелену мне удаётся увидеть рыжую копну волос.

– Саша! – Ру присаживается рядом со мной. Его длинные пальцы касаются моих, осторожно вынимая кинжал из рук. – Ну зачем ты так? Пробовал уже раз десять! – приговаривает он.

– Одиннадцатый раз никогда не помешает, – с улыбкой отмахиваюсь я, постепенно приходя в себя.

Ру помогает мне встать и сесть на лавку. Рана начинает зудеть, знак хороший: скоро затянется. Но вот поступил я опрометчиво: нужно было снять кафтан и рубаху, чтобы не испачкать и не испортить одежду.

– Это глупо, Саша, – упрекает меня Ру, садясь рядом.

– Сказал тот, чьё сердце бьётся, как и у всех, – язвительно парирую я, закидывая голову назад и закрывая глаза. – Ты какими судьбами здесь? Помнится, ты должен быть в Подгорной с Луизой. Что-то произошло? – открываю один глаз, смотря им на друга.

Ру отводит взгляд, явно о чём-то задумывавшись. Или о причине своего возвращения в крепость, или о моей неудавшейся попытке убить себя. Терпеливо жду ответа, с деланным интересом разглядывая собственные ногти.

– В Подгорной были злыдни

, ничего серьёзного, – коротко говорит Ру, всё ещё не поднимая взгляд. – Дело в другом. И, я думаю, оно может касаться тебя.

– Ты нашёл способ, как мне покончить с собой? – равнодушно предполагаю я.

Как и следовало ожидать, Ру мотает головой. Серьёзность друга напрягает меня, обычно он не такой тихий и отстранённый. Но что могло произойти, что так шокировало его? Эти вопросы я оставляю висеть в воздухе, зная, что Ру всё равно даст ответ на них. Тот чешет подбородок и наконец поднимает взгляд на меня. В карих глазах я нахожу лишь смятение и непонимание происходящего.

– С тварями я и Луиза разобрались быстро. Мы возвращались обратно, вот только проезжали мимо кадетского училища.

– Западного, я полагаю?

– Да, обучением занимается Зыбин, но важно не это. Я… Я не уверен, не могу точно утверждать, но… Мы нашли тринадцать кадетов. Двенадцать мёртвых кадетов. И одного живого.

– И в чём ты не уверен? Кадеты часто умирают во время обучения, в Орден вступают самые живу…

– Дело не в этом. Тогда был день, Саша. Конечно, шёл дождь, но время было дневное. Нечисть не активна днём.

– Значит, на них напал дух.

– Повсюду был пепел, – мрачно добавляет Ру, вгоняя меня в то же замешательство, в котором пребывает он сам.

Двенадцать кадетов мертвы, убиты были, судя по всему, днём, так как Ру ничего не сказал про следы разложения, которых, видимо, не было. Но нечисть не активна днём, солнечный свет губителен для тварей. Возможность того, что кадетов убил дух, исключается наличием пепла, который остаётся лишь после нечисти среднего или высшего типов. Но они-то как раз и дремлют при свете дня. Что-то здесь не сходится. Не хватает маленькой детали, которую я мог упустить.

– Ты сказал, убито двенадцать кадетов. Один выжил.

– Одна, – поправляет Ру. – Это девушка.

– А ещё ты сказал, что это может касаться меня. Каким образом?

Догадаться несложно, но поверить трудно. Не могу представить, чтобы на свете был ещё один человек с небьющимся сердцем, но оставался при этом человеком, а не нечистью.

– Она умерла, – медленно произносит Ру, внимательно следя за моей реакцией. Внешне остаюсь невозмутимым, но внутри поднимается целое море вопросов. – Мы нашли её всю в крови. Но без единой раны.

– Она не могла убить кадетов и прикинуться мёртвой?

– Это было бы глупо с её стороны. И провалялась она три дня без сознания, а такое сымитировать никому не под силу. Мы с Луизой не отходили от неё. Тем более… По ней было видно, что она умерла.

– Было?

Ру нервно перебирает пальцы.

– Да. Когда я её увидел, она была бледной, как труп. Румянец к ней вернулся не скоро, и…

– Её сердце бьётся, – договариваю я.

– Да, я проверил её пульс, – сокрушённо подтверждает Ру. – Но, Саша, она действительно умерла, клянусь! Она выглядела такой потерянной, такой измученной. Она не призналась в том, что умерла, но ожила. Мне кажется, она боялась.

– И правильно делала, – соглашаюсь я, вспоминая, что, когда всё произошло со мной, об этом никто ничего не знал, помимо одного человека, оказавшегося поблизости. Он-то и помог мне выбраться из гнезда тварей. – Кто-нибудь ещё знает о ней?

– Думаю, Луиза догадывается, что всё нечисто с этим делом. Да и Зыбин в курсе. Но вряд ли до него дойдёт.

– До него, может, и не дойдёт, но сплетни и россказни он любит, а значит, растреплет всем.

Ситуация действительно вызывает небывалый интерес во мне. Мало того, что нечисть неожиданным образом начала атаковать людей в дневное время суток, так ещё и появилась девушка, которая, как и я, умерла, но вернулась на этот свет, не желая уступать законам смерти. Вот только её сердце бьётся, в отличие от моего. Всё это настолько увлекательно и занятно, что мне определённо стоит выпить.

– Что ты думаешь насчёт этого? – спрашивает Ру, наблюдая, как я достаю из шкафа бутылку любимого кваса, открываю её и делаю приличный глоток прямо из горла.

– Думаю, она сама ничего толком не поняла. Может, она и уверена в том, что чувствовала дыхание смерти совсем близко, но эта уверенность мигом спадёт, и ей будет казаться, что ей просто повезло выжить.

– А как же отсутствие ран?

– Этот факт не уберёт её уверенность до конца. Но это и нужно. Рано или поздно, когда сплетни перестанут быть новыми, пойдёт ещё один слух о том, что никаких ран и не должно было быть. Девушка просто увидела смерть товарищей, их кровь попала на неё, а сама она упала в обморок от такого шока. Не удивлюсь, если так всё и было.

– Ты забываешь о нечисти.

– Страж не может о ней забыть. Но у меня не такая хорошая фантазия, чтобы додумывать все детали. Спроси лучше у сплетников, из них лучшие рассказчики.

Допиваю квас, оставляя пустую бутылку в шкафу. Напиток бодрит, дарит силы и приятное послевкусие. К собственному счастью, я не пьянею, поэтому даже подумываю выпить ещё немного, но взгляд падает на сумку, что уже собрана и покоится на лавке, дожидаясь своего часа. В голове поднимаются крики, всплывают воспоминания, что давно должны были стать забытыми картинами, но до сих пор остаются свежими ранами.

– Саша? – из череды воспоминаний меня возвращает Ру. – Всё в порядке?

– Более чем, – отвечаю с лёгкой улыбкой, снимаю испачканные в крови кафтан и рубаху, сменяя их на то же самое, только чистое, и хватаю сумку, повесив её на плечо.

– Что с девушкой?

– А что с ней?

– Ей нужна помощь. Наша помощь, Саша. Она наверняка напугана, а мы единственные, кто знает о таких случаях! Мы должны ей помочь, всё объяснить.

– Этим мы только напугаем её, Ру, – как можно мягче произношу я. – Сам подумай, она явно в шоке. Не каждый день умираешь.

Лично я пробую умереть чуть ли не каждый день, но многие избитые фразы ко мне не относятся.

Ру явно не разделяет моё мнение. Его можно понять: Ру крайне миролюбивый человек, стремящийся помочь каждой живой душе, которую только видит. Неудивительно, что он пытается убедить меня в том, что той девушке, чья история смерти и жизни полна тайн и загадок, нужна помощь. Ну, или хотя бы объяснения того, что с ней на самом деле произошло. Но я не знаю эту бедняжку, не знаю, как она может отреагировать. Возможно, с ней действительно стоит встретиться. Но уже после поездки.

– Через четыре дня отборочные кадетов, – говорю я, поняв, что Ру от меня не отстанет и не пустит в Соколинск, пока я не соглашусь с его идеей. – Девушка на них точно будет. Проследи, чтобы с ней ничего не случилось. А если и случится, – беру паузу, подбирая слова, – то постарайся, чтобы об этом никто не узнал. Вторую не случившеюся смерть с одним и тем же человеком мы не сможем скрыть.

– Да, капитан.

Попрощавшись с Ру, выхожу из кабинета, идя по коридорам крепости Ордена. Сделаны из серого гранита, прочные, но тусклые, лишь солнечные лучи вносят какой-никакой свет в невзрачные стены. Мимо проходят несколько стражей, быстро кивая в знак приветствия и уважения. Отвечаю им тем же, хотя имена многих мне неизвестны.

Один стражник останавливается передо мной, отдавая честь.

– Капитан Демидов! – чётко произносит он, не отнимая ладонь ото лба. – Главнокомандующий Тузов желает вас видеть.

– Передай ему, что увидит через неделю, – кидаю я, даже не останавливаясь.

– К-капитан! – стражник едва поспевает за мной. Моё несерьёзное отношение к поручению главнокомандующего явно вводит его в ступор. – Главнокомандующий с-сказал, что это срочно.

– Как и моя поездка.

– Н-но он н-настаивал. С-сказал, что это не займёт много времени.

Закатываю глаза. Стражник не отстанет от меня, а если и отстанет, то получит выговор. Во всяком случае страж точно будет серьёзно переживать из-за невыполненного приказа. Пожалев юношу, который немного младше меня самого, я останавливаюсь.

– Ладно. Дорогу сам найду, можешь быть свободен, – добавляю я, заметив, как страж вытянулся по струнке, готовясь вести меня к главнокомандующему.

– Он ж-ждёт вас в зале совещаний.

Нехороший знак. Вполне возможно, что в зале не только Тузов, но и другие стражи: генералы и капитаны. Может, даже главнокомандующий Рылов, встреча с которым не вселяет в меня никакого энтузиазма.

Спускаюсь вниз, мысленно молясь всем возможным святым, чтобы дело действительно не заняло много времени. Ну, или хотя бы не испортило все мои планы.

– Главнокомандующий Тузов, – вхожу, отдавая честь.

– О, неужели устав вспомнил? – усмехается старый главнокомандующий, сидя за длинным столом, вокруг которого обычно и собираются стражи ради совещаний.

– Чего надо, Велимир? – спрашиваю я, садясь напротив.

– А вот и Александр, которого я знаю. Как жизнь, сынок? – интересуется Тузов, поглаживая седые густые усы, под которыми еле видно нижнюю губу. Сморщенное, старческое, доброе лицо главнокомандующего сияет знакомой душевной улыбкой. Кажется, под ярко-голубыми глазами появились даже новые морщинки. Борода, достающая до шеи, аккуратно причёсана. Я и не думал, что колтуны, которыми и является борода главнокомандующего большую часть времени, возможно расчесать. А вот седые волосы всё такие же спутанные.

– Как обычно. Жизнью не назовёшь.

– Не думал смириться с этим?

– От этих дум ничего не изменится. И смирение так просто не приходит.

Велимир только качает головой, что-то приговаривая себе под нос. Тузов знает моё положение, он и был первым человеком, который обо всём узнал, найдя меня в гнезде тварей, всего в крови. Тогда мне было четырнадцать. Ру же узнал два года спустя и так же случайно: я напоролся на косу полудницы

, что вонзилась в живот. После того, как я собственными руками вытащил лезвие, Ру упал в обморок от увиденного. А когда очнулся, что-то шептал на своём родном языке, явно изгоняя из меня какую-то тварь.

– Догадываешься, зачем я тебя позвал?

– Чтобы обломать поездку, которая для меня важнее, чем собственная жизнь, – пожимаю плечами. – Велимир, ты же знаешь. И ты согласился. Я обязан там быть. Это мой долг.

Перед всеми погибшими. И перед мамой, которую я не сумел уберечь в тот злосчастный день.

– Я знаю, – с грустью соглашается Тузов. – И я не хочу лишать тебя этой поездки, но дело серьёзное, Александр. И оно требует твоего присутствия.

– Единственное, что может требовать моего присутствия в такие дни, это появление высшей нечисти или духа. Больше ничего меня не остановит. И ты это знаешь, Велимир. Я всё равно уеду, что бы ты не сказал.

– Я понимаю. – Тузов сцепляет руки вместе. – Но выслушай меня, – получив согласие, главнокомандующий продолжает: – Ты же слышал о случае с кадетами?

– Только не говори…

– Твоего присутствия требуют отборочные. Ровно через четыре дня.

– Нет-нет-нет! – машу я руками, точно пытаюсь укрепить свой отказ. – Нет. Не требуют. Мне новички в отряде не нужны, моя команда полностью сформирована. И если это всё, то я, пожалуй… – встаю, идя к выходу, но Тузов спокойным тоном останавливает меня:

– В твоём отряде не хватает одного человека.

– Минимум – четыре. И у меня столько.

– Новые правила с этого лета: в отряде должно быть минимум пять человек. Я не хотел тебе говорить, потому что знаю, как ты относишься к новым членам команды. Но, боюсь, так больше не может быть. В твой отряд нужен ещё один человек.

– Хорошо, – киваю, пойдя на уступки. – У парочки капитанов наверняка найдутся лишние, пусть один переведётся и…