Ибикус Ибикус "Ветер над пропастью"

– Смотри, ни одной слезинки! Какова! Ну, так кто тебя надоумил взять лекарство?

– Так это… Я это… – сказал Семен Макарович.

– Иди во двор, погуляй, – сказала она Нике, затем продолжила, глядя на сапожника. – Слушай, Семен, я не дура, знаю, кто надоумил. Да и не злыдня я, микстуру тебе отдам, хоть и немного от нее толку, ну хоть что-то. А вот с девкой надо что-то решать, подросла уже, учиться ей надо. Вон глянь во двор, посмотри, что она с собаками сделала. Два здоровенных волкодава бегают вокруг нее будто щенки, а тронь ее кто, вмиг порвут… Этак лет через пять, она сама меня в чулан посадит… Значит так, Семен, знаю, что друзья вы с ней, но отправлю я ее к осени в пансионат. Не далеко, пятьдесят верст от Павловска, есть там такой, «пансионат искусств» называется. Попасть туда не просто, но пусть уж их светлость похлопочет… грехи замолит. Вот так и объясни своей подопечной… Да не страдай, хороший пансионат и навещать ее сможешь. А тут ей не место, понимаю, что ребенок малой, но не лежит душа…

Осенью Ника оказалась в пансионате, тетка и Семен отвезли ее, Семен надел ей на шею крестик и сказал, что будет навещать ее. Тетка ничего не сказала, только молча перекрестила. А за неделю до этого в имение приехал Прохор, сильно хромая он подошел к Нике долго молчал, потом сказал, что батька ее погиб в сражении с японцами и теперь осталась у нее только тетка, Анна Федоровна. Потом Прохор ушел в мастерскую Семена и они долго разговаривали там о войне, о жизни и о доле сиротской. Потом тетка вызвала Прохора:

– Отправлю племянницу в пансионат, за наследством пригляжу, возьму под опеку. К восемнадцати годам вернется, богатой невестой будет… очень богатой. А до той поры знать ей об этом не надобно, и приезжать сюда ни к чему.

Жизнь в пансионате Нике понравилась. В младшей группе воспитанниц, куда ее определили, было двадцать девочек от семи до девяти лет. Почти у всех не было родителей, только дальние родственники. Они быстро сдружились, поскольку не были избалованы родительской лаской, друг ко дружке относились без спеси и пренебрежения. Целый день с ними проводили занятия воспитатели и учителя, особенно много времени уделялось физическим упражнениям, так что к вечеру они буквально валились с ног от усталости и мгновенно засыпали в своих кроватях. Иногда к ним приходили девочки из старшей группы, помогали им содержать в порядке одежду и выполнять посильные хозяйственные работы.

Пансионат состоял из двух больших каменных зданий, одного деревянного немаленького дома, нескольких хозяйственных построек, большой конюшни и все это было обнесено высоким деревянным забором. Воспитатели и учителя жили там же, в пансионате.

По воскресеньям к некоторым воспитанницам приезжали родственники. К Нике раз в месяц приезжал Семен Макарович, привозил гостинцы, рассказывал о том, что происходило в усадьбе и другие новости уездного города. Они проводили вместе несколько часов, после обеда Семен уезжал, чтоб до темноты успеть домой. Так шло время, скучать было некогда, поскольку занятий в пансионе находилось великое множество. Летом на месяц девочек отпускали на каникулы домой, но уезжали не все, многим некуда было ехать, Ника тоже оставалась в пансионате. Она подружилась с Верой – светловолосой хрупкой девочкой с большими темно-зелеными глазами. Она никуда не уезжала на каникулы и к ней никогда никто не приезжал.

– У меня никого нет, – сказала она Нике. – Я была в приюте, потом меня взяли сюда.

– А у меня есть Семен Макарович, – ответила Ника, о тетке она почему-то не подумала.

– А он тебе кто?

– Не знаю, но он у меня есть. Наверное, это грустно, когда никого нет.

– Я привыкла.

Девочки, вернувшись после каникул в пансионат, рассказывали разные истории.

– Меня мама попросила показать, чему я научилась в пансионате, – начала свой рассказ Оля. – Для начала я села на шпагат, потом подвязала платье и скрутила сальто, сначала вперед, потом назад. Все просто онемели. А я сделала мостик, колесо, но тут меня остановили. Мама сказала, что девочки этим заниматься не должны. Наше дело музицировать, петь, рисовать, вышивать, и пообещала забрать меня домой. А я не хочу! Пришлось мне показывать и музыкальные достижения. Им понравилось мое пение, а особенно мои рисунки и мама разрешила мне остаться в пансионате. Мне и самой нравится рисовать, но бегать, прыгать и плавать мне нравится больше, а дома плавать нельзя, на речку меня не пускают.

Время шло Ника, подрастала, Семен Макарович перестал приезжать, и, однажды вместо него приехала тетка, грустно посмотрела на Нику и сказала:

– Не жди, не приедет. Схоронили Семена. Не помогла микстура. Сердце у него больное было. Вот и у меня тоже… даст бог дотяну до твоего выпуска, а нет так сама определишься в жизни… Ну, да тебе не привыкать.

Тетка ушла в корпус к попечителю пансионата, Ника ждала ее сидя на ступеньках своего корпуса, слезы катились по щекам, ей вдруг стало горько и страшно. Тетки не было долго, но когда она вышла, то, не взглянув на Нику, быстро села в коляску и укатила. Вдруг Ника обнаружила, что рядом сидит Вера.

– Теперь у меня тоже никого нет, я осталась одна, – сказала она, глядя на Веру.

– Привыкнешь, – ответила та.

Некоторое время девочки молчали.

– Нет! Не привыкну, – ответила Ника, – и знаешь что, я не одна. У меня есть ты. И ты не одна, у тебя есть я. Мы есть друг у дружки, и мы не одни.

Вера смотрела на Нику сначала удивленно, а потом улыбнулась и ответила:

– Да, мы не одни, мы вместе!

С тех пор девочки стали неразлучны, на всех занятиях и тренировках они были рядом. Скоро и звать их стали Вера-Ника.

Вера-Ника

В непрерывных занятиях быстро проходили дни и месяцы, девочки росли и развивались. Музыкальные занятия, танцы и общеобразовательные дисциплины, чередовались с физическими тренировками. С двенадцати лет их стали интенсивно обучать боевым искусствам. Не всем девочкам это нравилось и их разделили на группы, для усиленного обучения восточным единоборствам и другим воинским умениям отобрали шесть воспитанниц, другую группу из шести человек, интенсивно обучали танцевальному искусству, у остальных основное внимание уделяли живописи, литературе и техническим наукам. Однако, всех обучали владению оружием, верховой езде, ориентированию на местности, плаванию и некоторым видам рукопашного боя. Вера-Ника были в той шестерке, которую особенно активно обучали военной науке.

К четырнадцати кодам, когда девочка подросток превращается в девушку, занятия проходили в виде соревнований, и это вызывало особый интерес у воспитанниц несмотря на то, что зрителей на этих состязаниях было немного. Инструкторами в обучении были в основном женщины, часто бывшие воспитанницы пансионата. Однако, некоторые дисциплины вели мужчины. Инструктором по пулевой стрельбе был отставной подпоручик Разин. На последнем зачетном занятии вся шестерка девушек отстрелялась неплохо, набрали больше 40 из 50. Стреляли парами, последней парой работали Вера-Ника. Подпоручик взглянул на их мишени и замер в удивлении.

– Так, – сказал он, – все свободны, а Вера и Ника останьтесь.

– Но почему? – Возмутилась Вера. – Ведь мы уложились в норматив.

– Да, уложились, но в твоей мишени, три пули в десятке, одна в шестерке и одна в пятерке. Так не бывает. Будете стрелять еще раз, каждая отдельно. Ты первая, возьми пять патронов, прицепи свежую мишень и вперед.

Вера повесила мишень, зарядила карабин и встала в стойку для стрельбы без упора, хотя это было необязательное условие. Выстрелы звучали равномерно, словно удары молота, причем девушка больше внимания уделяла подпоручику, чем мишени. Ника стояла рядом, уставившись в пол, и явно чувствовала себя неуютно. Вера, отстрелявшись, принесла мишень, и Разин лишился дара речи. Три десятки, пятерка и шестерка. Мало того, сам рисунок пулевых отверстий совпадал, словно его сделали под копирку.

– Как ты это делаешь? – Наконец, спросил он.

Вера молча пожала плечами, глядя на него невинным темно-зеленым взглядом. Ника переминалась с ноги на ногу, ожидая своей очереди.

– Можете быть свободны, – вдруг сказал он, продолжая рассматривать мишени.

Затем он взял ведомость, поставил всем воспитанницам зачет, а в графе Веры поставил еще плюсик. После этого подпоручик отправился в кабинет инструкторов боевых искусств. Там он встретил учителя рукопашного боя Касидава.

– Смотри, что вытворяют Вера-Ника, – сказал он, и показал ему мишени с одинаковым рисунком пулевых отверстий.

– Видел бы ты их на моих занятиях. Когда они работают, парой им нет равных. Вдвоем они могут справиться с четырьмя тренированными противниками. Ника – сильная и быстрая, а Вера – гибкая и ловкая – выводит противника на Нику, а та легко укладывает его на ковер. Они действуют как один механизм, не переговариваясь и не глядя друг на друга, тем не менее, всегда определяют свое местоположение и не ошибаются в спаррингах. Но друг против друг дружки их ставить нельзя. Кроме того Ника очень точно бросает ножи. Удар у нее быстрый и сильный. Кстати, на занятиях по скалолазанию они всегда первые, когда идут парой. Вера карабкается наверх и вбивает крючья, Ника страхует и взбирается следом. Эта пара дорогого стоит. Впрочем, остальные четверо тоже неплохо смотрятся. Еще два года тренировок и эта шестерка справится с ротой гренадеров, только я не знаю, где они могут найти применение своим талантам. Ну, не на фронт же их посылать.

– Да, какой фронт. Там есть дочери благородных семейств, и даже титулованные особы. Правда, в наших стенах все равны.

Следующие два года кроме спортивных тренировок, их обучали ориентированию на местности, плаванью, работе на телеграфе, вождению автомобиля. Пансионат денег не жалел, ни на учителей, ни на закупку оборудования. Были у него меценаты, которые пожелали остаться неизвестными.

Нике исполнилось шестнадцать, через два года девочек должны выпустить из стен пансионата. У некоторых уже были женихи. Ника все годы никуда не выезжала и что с ней будет после выпуска не знала, да и не задумывалась об этом. Она, конечно, догадывалась, что ей должно достаться именье родителей, которым сейчас управляла тетка.

Теплым летним вечером Ника и Вера сидели на веранде и отдыхали после напряженных дневных тренировок. Большинство девочек разъехались на каникулы, оставшиеся продолжали учебу, а физические упражнения должны были делать вообще все воспитанницы, где бы они ни находились.

– Ника, зайди к Татьяне Павловне! – крикнула проходившая мимо воспитательница младшей группы.

– Зачем это ты понадобилась директрисе? – удивилась Вера.

– Сейчас узнаю, – ответила Ника и отправилась в административный корпус.

В кабинете директора, кроме самой директрисы, Татьяны Павловны, сидел крепкий мужчина, среднего роста, похожий на кучера, что тотчас и подтвердилось.

– Вот, Ника, за тобой прислали. Тетка твоя, Анна Федоровна, просила срочно отправить тебя, возможно насовсем. Савелия за тобой прислала.

– Но я не хочу, тем более, насовсем!

– Ты вот что, не держи на нее зла, плоха твоя тетка. Доктора говорят, долго не протянет. Съезди, сама решишь, как дальше быть.

– Надо ехать, барышня, – добавил Савелий.

Ника замолчала, Савелий и Татьяна Павловна не торопили ее.

– Можно Вера со мной поедет?

– Хорошо, – разрешила директриса, – завтра с утра отправитесь. У вас неделя на все дела, а сейчас проводите Савелия к коменданту, пусть определит его на ночлег и накормит.

Вера обрадовалась неожиданному приключению. Две девочки из их группы Оля и Аля (впрочем, уже барышни), уехали к родственникам на каникулы, а Таня и Света помогли собрать Вере и Нике свои саквояжи. Рано утром они в дорожных костюмах вышли во двор пансионата. Одежду воспитанницам шили в мастерских, но многое, конечно, закупалось в городе. Дорожные костюмы шили в пансионате специально для боевой группы амазонок, так среди преподавателей стали называть эту шестерку воспитанниц. Внешне одежда выглядела обычно, серая блузка и длинная черная юбка. Однако юбка была не совсем обычной: это была юбка-штаны, что из-за пышных складок было совершенно незаметно, даже при ходьбе. В одинаковых шляпках на головах, наши амазонки, совершенно не отличались от провинциальных барышень.

Савелий уже запряг кобылу, помог забраться в коляску барышням и погрузил их саквояжи.

– А вот я слышала, варнаки на дорогах балуются… – придурашным голосом вдруг сказала Вера.

– Да, не-е… – басом ответил Савелий, – Не бойтесь барышни, доставлю вас как положено. Никто не посмеет обидеть деточек, да я ежели чего… – и кучер щелкнул кнутом внушительного размера. Дворник, открывавший ворота и услышав это, вдруг захохотал.

– Ты чего? – удивился Савелий.

– Да ничего, езжайте с богом, – ответил тот.

Коляска мягко катила по пыльной грунтовой дороге. Солнце стояло на горизонте согревая воздух летнего утра. Вокруг расстилались поля с созревающим жнивьем, а далеко впереди сквозь утренний туман виднелся лес. Девочкам быстро наскучило смотреть по сторонам и они, спрятавшись от солнца в глубину коляски, тихо переговаривались. Они уже давно все рассказали о себе друг дружке. Ника мало, что помнила о своем детстве, но некоторые эпизоды не рассказывала никому. Будущее свое она представляла смутно, но покидать пансионат ей очень не хотелось. Иногда ей хотелось обучать малышей в стенах пансионата всему, что знала и умела сама. А хорошо знала она только искусство рукопашного боя и некоторые технические дисциплины. Иногда она представляла рядом с собой красивого юношу, с которым было легко идти по жизни, занимаясь любимым делом, как пишут в романах. В пансионате была хорошая библиотека. У Веры были сходные мысли, которыми она делилась с Никой, только о себе она почти ничего не знала. Однажды директриса сказала, что, когда ее нашли, у ворот приюта, на ней был золотой крестик очень странной формы и ей вернут его после совершеннолетия.

– Вера, почитай стихи, – попросила Ника.

Мне снился очень страшный сон,

Ко мне пришел огромный слон,

Он ждал меня на берегу,

И я к нему одна иду,

Иду рассудку вопреки,

Совсем одна по дну реки…

– Все, хватит! А ты слона-то когда-нибудь видела?

– Нет, только на картинке. И в книгах читала, в романах Майн Рида.

Так переговариваясь, иногда замолкая, девочки все дальше удалялись от пансионата. Время шло, Савелий остановил коляску, девочки вышли размяться и перекусить, тем что взяли с собой, да и лошади нужен отдых. Солнце было уже в зените, а до усадьбы Анны Федоровны было еще не близко.

– Успеем засветло! Зимой бы не успели, а сейчас запросто, – сказал Савелий.

После непродолжительного отдыха и перекуса, он усадил барышень в коляску и собрался взобраться сам, но тут из ближнего лесочка появился мужик.

На плече у него лежала какая-то палка.

– Стой, – крикнул мужик Савелию и палка вдруг превратилась в обрез.

В этот момент с двух сторон к коляске стали подходить еще четверо мужиков.

– Барышни, выходите. Вы уже приехали, – продолжил мужик с обрезом, – дальше придется пешочком. Охальничать с вами не будем, только вы уж денежки-то отдайте. Да и золотишко тоже, цепочки и крестики.

Со стороны Веры подошли два здоровых мужика, у одного в руках была дубина, у другого ничего. Дурашливо улыбаясь, он потянул к ней руки.

– Будут вам и цепочки с браслетами, и крестики… деревянненькие,– поднимаясь ответила Вера и четким, многократно отработанным ударом впечатала каблук ему в лоб.

Мужик отшатнулся назад и упал на спину. Вера спрыгнула с коляски. Второй оторопело смотрел то на своего подельника, то на шуструю барышню.

– Ты чего, это… – сказал он, замахиваясь дубиной.

Но барышня вдруг подняла ногу выше головы и с разворотом впечатала пятку ему в ухо. Мужик рухнул под ноги лошади. С другой стороны коляски события развивались не менее драматично. Ника не торопилась вставать, но в руке у нее оказался короткий нож с зазубренным лезвием. Молодой ухмыляющийся парень взялся за поручень коляски, но тотчас завопил от боли. Его ладонь оказалась намертво пришпиленной к поручню с помощью вышеупомянутого ножа. Попытки вынуть нож здоровой рукой успехом не увенчались. Ника выпрыгнула из коляски. Перед ней оказался мужик с армейским палашом в руке. Он уже сообразил, что дела идут вразнос, и осторожно пятился, выставив палаш вперед. Но в руке у барышни снова появился короткий нож, только без зазубрин. Мужик, слушая вопли своего товарища, который никак не мог освободиться, решил, что церемониться дальше не к чему и бросился на Нику размахивая палашом. Однако его удары попадали в пустоту, а перед глазами у него мелькал короткий кинжал. Внезапно Ника отскочила на несколько шагов и замерла. У мужика появилась злобная улыбка и он попытался прыгнуть на нее, но в этот момент с него слетели штаны. Исподнего на нем не было.

– Вера, смотри какой у него бантик… – крикнула Ника, – ты такой еще не видела.

Тем временем Вера уже вооружилась кнутом и ловким ударом вырвала обрез у главаря, который тотчас подобрал Савелий. Главарь тотчас метнулся в лес, куда уже бежал, поддерживая штаны единственный оставшийся на ходу подельник. Пришпиленный к поручню парень уже не орал, а тихо скулил. Подошла Ника, выдернула нож, он тотчас бросился бежать и с криком: «Ведьмы! Ведьмы!», скрылся в лесу.

Барышни забрались в коляску, а Савелий еще долго рассматривал обрез, затем взял его за дуло и зашвырнул в кусты.

– Ружьишко-то негодящее, да и без патронов, – со вздохом сказал он. – Да-а, видно не зря слухи идут про ваше обучение… Ну, да не нашего ума дело…

– Странные разбойнички, – добавила Вера, – будто клоуны нанятые. Может это Татьяна Павловна для нас испытание придумала.

– Нет, – ответила Ника, – мы ведь могли и по-другому с ними поступить.

– Это верно, было у меня такое желание…

Коляска катила дальше. Остановки еще были, но без приключений. Вечером показалась усадьба Анны Федоровны. Никто не вышел их встречать, Савелий дождался, пока дворник откроет ворота и коляска въехала во двор.

Девочки спустились на землю и направились к дому. Навстречу им вышла молодая женщина и пригласила войти.

– Барыня ждет вас. А почему вас двое? Она ждет племянницу.

– Племянница я, а это моя подруга, Вера, – ответила Ника.

– Меня зовут Катерина, я ухаживаю за барыней, идемте за мной, – сказала женщина и двинулась вперед.