– Ну так вот, – сказала Агата. – Игорь…
– …А ты мне, когда я тебя увидел сегодня, – перебил ее Виктор Иваныч, – не очень-то понравился, по правде говоря. – И снова навел на меня палец. – Я таких, как ты, еще когда в аэроклубе инструкторил, пачками отсеивал! – Он помолчал, покачиваясь. Затем добавил с вызовом: «по проф-ф..непригодн’сти».
– Начинается… – Упавшим голосом сказал Аркадий. Потом повернулся ко мне. – Ты, Йорик, не обращай внимания. Цыган… в смысле, Витя, вообще, нормальный мужик… только ему лишку нельзя.
– Виктор Иваныч, Аркаша и Игорь вместе начинали, – снова заговорила Агата, чтобы сгладить неловкость. – То есть, Виктор Иваныч их собрал…
– …А ты упо-орный оказался! – Снова перебил Виктор Иваныч и погрозил мне пальцем. – А вообще, как ты сегодня меня крутанул, – так я думаю: «Все!» – Воскликнул он неожиданно весело.
Потом потемнел лицом.
– Думаешь, ты здесь самый умный? – И качнулся ко мне.
Аркадий удержал его.
– Думаешь, ты весь из себя такой… Чкалов?! – Спрашивал Виктор Иваныч, привставая с бревна. – Алмаз неграненый?!!
По спине моей прошел холодок.
– Думаешь, ты прям такой весь из себя… самородок?! – Не унимался Виктор Иваныч.
– Да успокойся уже, – досадовал Аркадий. – Выпей контрольную и спать иди.
– А ты меня не укладывай! Не укладывай! – Отмахивался Виктор Иванович. – Я еще не рассказал. У меня зажигалка выпала. Ну, закатилась. Под… (он икнул) сиденье. Я – за ней, а он – х-хер-ракс!! – Виктор Иваныч вытянул руки и неверным движением крутнул одну ладонь вокруг другой. – Я думал – все!
Он пьяно усмехнулся и широко повел головой.
Затем поглядел на меня и на Агату, сидящую рядом. Лукаво сощурился.
– А ты, я смотрю, Агатка, даром времени не тер-ря-я’шь… Был у тебя Игорь, а стал… – Кстати, – обратился он ко мне. – Как там тебя зовут, опять? Виноват… (пилот снова икнул). – На имена память ни-ку-дышняя…
При этих слова Виктор Иваныча внутри меня что-то болезненно сжалось.
«Знал, Йорик, знал, – ныло в черепной коробке, в самом дальнем ее углу. – Только притворялся, что не догадываешься».
Агата одним гибким, стремительным, движением поднялась и скрылась в темноте.
– Фу-ты ну-ты! – Засюсюкал ей вслед Виктор Иваныч. – Смотри, какая гордая! Ну и… Иди! Иди! Может, найдешь там еще какого-нибудь. Мало-ли их в темноте-то шляется! Ты ж у нас… прынцесса! Не даром Игорек-то наш…
– Ты, Витя, говори, да не заговаривайся. – Строго сказал Аркадий.
– Молчу, молчу. – Виктор Иваныч встрепенулся и вдруг стал прежним собой. – Молчу… Переборщил.
У меня отлегло от сердца.
Пилот действительно замолчал и долго сидел неподвижно.
На западе горизонт полыхал зарницами. Снова надвигалась гроза и неясно было, пройдет ли она стороной, или накроет город.
– Да! – Воскликнул Виктор Иваныч внезапно, так же внезапно делась вдруг снова пьяным, и посмотрел на меня. – А что стало с Игорем?
Потом обернулся к Аркадию: «Ты не знаешь?»
– Не дури. – Ответил Аркадий.
– А то и стало, – вздохнул Виктор Иваныч, – что пропал Игорёк.
Он помолчал и добавил с видимым усилием: «У-то-нул… В Почай-Реке. Вместе с аэропланом».
Он сгорбился на бревне, уперев подбородок в ладони.
– Широка Почай-Река. – Произнес пилот задумчиво, пустым каким-то голосом. Костер отражался в его широко раскрытых, неподвижных глазах. – Холодна. Туманна. Редкая птица долетит… Вот и Игорь-то наш… – Он замер. – Не… – шумно вздохнул, словно собираясь с духом. – Не… – Подбородок его задрожал, брови поднялись удивленно – …Долетел…!
Слезы побежали по обветренным щекам, теряясь в черной, с проседью бороде.
– Не долетел! – Выдавил густо и зычно Виктор Иваныч, и затрясся в беззвучных рыданиях.
Аркаша привстал и взял его под руку: «Все, Витя. Все. Пошли. Слышь?
Пилот приподнялся было, но вдруг зарыдал в голос и снова повалился на бревно.
– Га-ады-ы! Кричал он. – С-скоты!! Не долете-е-ел!!!
Аркадий, чертыхаясь, тащил Виктора Ивановича с бревна; Виктор же Иваныч упирался, и то рыдал, то угрожал кому-то, то вдруг делался спокоен и просил принести какую-то тетрадь: «ту, где все записано», – и снова рыдал.
Я тихонько встал и шагнул из освещенного костром пространства в ночь, в лунный свет и морок теней; растворившись в них, побрел, вглядываясь в сумрак.
***
Букпа успокоилась. Дождевая вода сошла, и русло поблескивало на дне оврага среди наносов ила, мусора и зарослей тростника.
Я был все еще пьян, но мне казалось, что мыслю я совершенно трезво, хотя голова уже ныла. Водка явно была паленая.
Я шел вдоль берега.
Агаты нигде не было. Скорее всего, она окружным путем вернулась в свою палатку…
Из множества путей, которыми начинался этот день, оставался один: томительный, долгий, пеший путь домой.
Пьяные крики Виктор Иваныча еще доносились от костра временами, и было неприятно вспоминать, что утро было так чисто.
Я миновал пустырь и уже недалеко был от улицы Гоголя, когда в овраге у заброшенной насосной станции, у самой воды засветился огонек.
Я остановился. Там, на дне оврага, был кто-то. Я не мог различить его. Меня же, освещенного луной, было видно прекрасно.
Все вокруг словно вымерло. Ни с нижегородской улицы, ни с улицы Гоголя, ни даже проспекта Бухар-Жырау не сверкали фары, не доносились звуки города. Лишь за деревьями на той стороне оврага светились окна частных домов.
Огонек то разгорался, то гас. Я чувствовал направленный на себя чей-то внимательный взгляд.
«Возможно, он там не один» … – Мелькнуло в голове, и неприятный холодок снова, как и давеча, у костра, пополз по телу.
– Решил пройтись? – Раздался вдруг чистый, звучный голос.
У самой воды на старой автомобильной покрышке сидела Агата. В ее тонких, изящных пальцах была тонкая же серебряная трубочка, увенчанная на конце чашечкой. Пахло жжеными листьями.
Она сидела, обхватив стройные колени, задумчиво глядя на луну, неподвижно плывущую над кленами. Лунный свет отражался в глубине ее чуть раскосых, с поволокой глаз.
– Я думал, ты в палатке, – сказал я, присаживаясь рядом.
– Там (Агата кивнула в сторону костра) все плохо?
Я вздохнул.
Агата легким, изящным движением поднесла трубочку к губам, медленно затянулась, замерла, прикрыв глаза и так же медленно выпустила облачко пряного дыма.
Потом протянула трубочку мне. Я затянулся. Закашлялся мучительно. Все же, чтобы не выглядеть слабаком, затянулся снова и поспешно вернул трубочку.
– Я думала, ты раньше придешь, – сказала Агата и добавила: «Извини. Не знала, что Цыган так быстро слетит с катушек. Обычно он держится дольше».
– Цыган – это Виктор Иваныч? – Улыбнулся я. – А и правда похож… Только в любом случае, ты за него не в ответе.
Агата сидела, молча глядя на бегущую воду.
Ночь тихо вздохнула. Сложный узор лунной тени у ее ног шевельнулся, потревоженный, и улегся удобнее.
– В этом городе есть что-то, – сказала она. – Вроде – ничего, и в то же время есть. Не знаю, как объяснить.
– Тебе виднее, – ответил я. – Ты много где бывала.
– А ты – нет? – Спросила Агата.
Я пожал плечами.
– Я тоже нигде не была, – призналась Агата. – Пока не появился Иваныч. Теперь мне хочется остановиться хотя бы ненадолго, неважно – где, но… – Она повторила мой жест.
– Может, поменяемся? – Улыбнулся я.
– Ты уверен? – Обернулась Агата, и снова поднесла трубочку к губам.
Я хотел было ответить, но осекся: уж слишком пристально она смотрела.
Молчал я, кажется, долго. Потом все же сказал: «Может, и поменяемся. Вот только волосы отращу».
Агата глянула вопросительно.
Я прыснул.
– Черт – пробормотал я. – Извини.
– Послушай, – сказала Агата. – Я понимаю: то, что было сегодня, тебе кажется ярким и мимолетным, а твой город, дом и ты сам – наоборот, но это все не так. И хуже всего то, что выбор уже сделан.
– Ты о чем? – Спросил я.
–Иваныч, – ответила Агата. – Он тебя выбрал. На замену Игорю.
В другой ситуации такая новость стала бы приятной неожиданностью, но сейчас голос Агаты заставил меня вздрогнуть, а лицо ее в свете луны на миг показалось мертвым.
– То есть, как выбрал? – Спросил я, боязливо взглядывая на нее.
– Как будто ты до сих пор не понял, – сказала Агата все тем же нехорошим голосом.
В растерянности я выхватил трубочку из ее рук и затянулся в третий раз.
– Ты сам пришел, – говорила Агата, и тревожное, тоскливое чувство помимо воли овладевало мною. – Сам просил, даже когда тебе отказывали. Не сдавался, если не получалось. Не спасовал, когда на тебя давили. Был и наглым, и настойчивым, и проникновенным… Словом, ты тот, кого он искал: прирожденный авиатор и авантюрист. И деваться тебе некуда.
Агата помолчала и добавила неожиданно буднично: «Хорошо хоть, что твой велосипед забрали. А то пришлось бы здесь бросить».
– Это почему еще? – Я все больше нервничал.
– Потому что отсюда ты все равно не уйдешь.
Я вскочил. Мне вдруг стало трудно дышать. Колени затряслись, и сердце забилось так, что я не на шутку испугался.
– Почему? Почему не уйду? – Воскликнул я, сделал шаг в сторону дороги и остановился.
