После ограбления в квартире все было перевернуто вверх дном. На полу валялись разбитая посуда, книги, иконы без окладов. На стенах светлыми квадратами выделялись места, где висели иконы и картины. В глаза бросалась лишь одна икона, продолжавшая висеть на стене. Труп хозяина лежал лицом вниз посреди просторной комнаты. Вокруг головы натекла лужица крови.
Пока Кравченко с Малышевым бродили по комнате, внимательно все осматривая, Попов допрашивал сорокалетнюю бабу, работавшую у убитого Трифонова кухаркой. Ему помогал Чернышев, который за столом старательно заполнял протокол допроса.
– Значит, когда пришла, дверь была открыта?
– Ну, да… А с вечера я выходила вместе с барышней и хорошо слышала, как Матвей Григорьевич запер дверь и на щеколду, и на ключ.
– С какой барышней?
– Так от властей приходила, с мандатой. Проверяла, как хранятся ценности. А то, мол, говорит, если плохо, стало быть, лежат, заберем, говорит. Власть, говорит, лучше их хранить будет.
– А как эта барышня выглядела?
– Молоденькая, и на лицо приятная. Ей Матвей Григорьевич все показал, а потом они чай в столовой пили. Я уж домой собиралась, а пришлось самовар ставить.
– А когда подходили к дому, никого подозрительного не встретили?
– Только дворника Мустафу, очень подозрительный татарин. Завсегда все вынюхивает, выспрашивает…
– А что он делал?
– Как что? Снег чистил. Только кто так чистит? Одна видимость…
К ним подошел Малышев и спросил у кухарки.
– Теть,… гражданка, а что за икона осталась висеть?
– Какая икона?
– Да вон та…. Все иконы посрывали, оклады повыломали, а ту не тронули.
– А-а, та,… так эта Преподобного Аркадия образ…
Попов раздраженно обратился к Сашке. – Стажер, как тебя?… Малышев, хватит про иконы расспрашивать, дуй на улицу, найди дворника Мустафу и сюда его…
– Как я его приведу, у меня даже нагана нет.
– А зачем наган?
– Вдруг он не пойдет, окажет сопротивление…. А так, – руки вверх и ваши не пляшут…
Попов оборвал паренька, который явно придурялся.
– Хватит языком молоть! Марш за Мустафой!…
Подошедший Кравченко, слышавший их перепалку, неожиданно поддержал Малышева
– И правда, надо бы выдать им оружие, а то мало ли…. Попов, вернемся, напомни мне… – выдержав паузу, он сделал свой вывод по убийству. – Это работа Кошелькова.
– С чего ты взял? Может это банда Косого?
Кравченко кивнул головой на подкову, висевшую на гвозде, на котором, по-видимому раньше висела одна из икон.
– Кошелек,… его работа. Это он своим жертвам головы подковой пробивает. Его фирменный знак… Да и та барышня. Перед кошельковским налетом всегда появляется девица и все вынюхивает. Найти бы ее…
Глухая московская улочка, занесенная снегом. Порывы ветра с противным скрипом раскачивали единственный на всю улочку фонарь. Мел снег. В редких окнах был виден тусклый свет. У одной из подворотен стоял Ковалев с поднятым воротником шинели. Из подъехавших саней выскочил Кошельков и подошел к нему. Они не поздоровались, и даже не подали друг другу руки. Ковалев сразу перешел к делу. – Ну что, у Трифонова?
Кошельков протянул ему пухлый портфель. – Вот бумаги, которые были в тайнике. Ножа среди цацек не было.
– Значит, и у Трифонова нет…. Плохо.
– Что плохо?
– Плохо то, что нет результата. В Совнаркоме подготовлен декрет о национализации частных коллекций. Если он вступит в силу, то нож может попасть в гохран…. А это все…
– Пяток адресов успеем отработать, да и шабашим.
Ковалев, не обращая внимания на мнение Кошелькова, стал рассуждать вслух.
– Документы по коллекциям у Ульянова. Он с ними не расстается, изучает. Надо бы их у него изъять, тогда и решение с национализацией затянется…
– Предлагаешь замутить налет на кремль?
– Было бы неплохо…. Я буду прослеживать все манипуляции в Совнаркоме. Будь готов к работе в любую минуту.
6 января. 1919год. Москва, Кремль.
После заседания Совнаркома в кремлевском кабинете продолжали обсуждать наиболее острые вопросы председатель Совнаркома Владимир Ильич Ульянов-Ленин, и его соратники по партии председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский и Иосиф Сталин.
Внутри Ленина, казалось, находилась пружина, которая раскручивалась, по только ей понятной амплитуде. Владимир Ильич то стремительно ходил по просторному кабинету, непрерывно жестикулируя, доказывая свою точку зрения, то внезапно садился за письменный стол, вальяжно развалившись в кресле, закинув ногу на ногу. Но его хватало ненадолго, и он вновь начинал метаться по кабинету, то жестикулируя руками, то засовывая их глубоко в карманы брюк. Его, словно, всего распирало от идей, от желания перестроить не только страну, но и всю вселенную. Его желания и витания в облаках опережали существующие реалии. Периодически Ленина опускали на землю лишь те события, которые касались его лично.
Первое время, после прихода к власти в октябре семнадцатого года, Ленин был глубоко убежден, что все приверженцы старого режима, проникнутся идеей построения социалистического общества, рано или поздно встанут под кумачовые стяги власти рабочих и крестьян. Ни Сталин, ни Троцкий не могли его переубедить в необходимости ввести жесткие меры, вплоть до расстрела по отношению к враждебно настроенным офицерам и сторонникам буржуазного строя. Тогда на землю Ильича опустило покушение на него эсерки Фани Каплан, когда она несколькими выстрелами ранила его. Только после этого он согласился с объявлением красного террора. А ведь до этого белогвардейских офицеров и явных врагов Советской власти наказывали лишь привлечением на несколько месяцев к принудительным работам.
Вот и сейчас Дзержинский пытался убедить Ленина, что страну захлестнула волна разнузданного бандитизма.
– Владимир Ильич, необходим декрет о борьбе с бандитизмом. В стране, особенно в Москве и Питере учащаются грабежи и разбои! Люди, не то, что ночью, днем – боятся выходить на улицу.
Но Ильич жил в своем измерении, в отличие от людей, живших вне кремлевских стен. Для него бандиты и налетчики были чем-то эфемерным, потусторонним. Ему казалось, что распущенные с царских каторг матерые уголовники на самом деле были заблудшими ангелами, которым только то и осталось, что объяснить о начале новой жизни.
– Мы не можем уподабливаться царским жандармам! Кто такие бандиты? Это люди, загнанные в угол нищетой и бесправием! После октябрьского переворота все изменилось, но они этого еще не поняли! Им надо это объяснить! Ведь часть налетчиков перешла на нашу сторону. Возьмите Нестора Махно, Григория Котовского…. Да что далеко ходить! Вот, товарищ Сталин, совсем недавно промышлял на Кавказе разбоями…Одно ограбление в 1907 году в Тифлисе Имперского банка, что стоит!
Ленин протянутой рукой указал на Сталина, которого несколько смутило подобное упоминание, которое, как он посчитал, абсолютно неприменимо к сегодняшней ситуации.
– Но Владимир Ильич, я это делал для партии.
Ленин вышел из-за стола, начал энергично ходить по кабинету, и, азартно жестикулируя, развивать свою мысль.
– Но суть одна, это были разбои!… Я к чему все это говорю, Нужно проводить работу среди уголовных элементов. Ведь многие из них безграмотны и не понимают, что сейчас происходит в России. То, что к власти пришли рабочие и крестьяне! А ведь корни большинства уголовников именно из этих сословий. Им просто надо объяснить, что к чему.
Дзержинский попытался опустить вождя на землю из заоблачных высот философских рассуждений.
– Владимир Ильич, я боюсь, что вы сильно заблуждаетесь, все не так просто…
– А я и не говорю, что просто. Необходимо с этим работать, работать, работать…. Но сегодня для нас важнее навести порядок в буржуазных слоях населения. У товарища Луначарского есть информация, что многие несознательные элементы переправляют культурные ценности, представляющие мировое историческое значение за границу. Этому необходимо положить конец окончательно и бесповоротно. Все ценности должны принадлежать трудовому народу, рабочим и крестьянам! Товарищи Свердлов и Луначарский уже подготовили проект декрета о национализации частных коллекций. Я сейчас с Марией Ильиничной уезжаю в Сокольники к Надежде Константиновне. Заодно там ознакомлюсь с проектом о национализации частных коллекций. Для республики он архиважен, пока буржуазия не вывезла за границу все национальное достояние.
Автомобиль ехал по темным, заснеженным улицам Москвы. За рулем был бессменный водитель председателя Совнаркома Гиль С.К., рядом с ним сидел Чабанов И. На заднем сиденье В.И. Ленин и его сестра. Рядом с Лениным лежал саквояж.
Свет фар автомобиля осветил нескольких человек, которые с револьверами в руках бросились наперерез машине.
Гиль резко вырулил в сторону и прибавил газа, пытаясь быстрее миновать опасное место. Его одернул Ленин. – Товарищ Гиль, надо остановиться, это, наверное, патруль!
– Владимир Ильич, какой там патруль, наверняка бандиты!
– Вам, как и Феликсу Эдмундовичу, везде мерещатся бандиты! Остановитесь! Может быть им нужна помощь…
Уже миновав вооруженных людей, Гиль вынужден был остановить машину. К ней подбежали пять человек с оружием в руках. Среди них был Кошельков. Они распахнули двери автомобиля. Двое из налетчиков приставили к головам Гиля и Чабанова стволы револьверов. Кошельков распахнул заднюю дверь машины и заглянул внутрь.
– А ну, вылазь! Давненько я товарища Ульянова не держал на мушке.
Кошельков за шиворот вытащил Ленина из машины и сильно отпихнул в сторону так, что тот едва не упал в сугроб, но все же с трудом удержался на ногах. Ильич в негодовании стал возмущаться.
– Кто вы такие? Как вы смеете? Я Ленин, председатель Совнаркома!
Мария Ильинична, вылезшая следом за братом из машины, тоже попыталась образумить бандитов.
– Это же Владимир Ильич Ленин – Вождь мирового пролетариата! Как вы можете?…
Кошельков со зловещим смехом ответил. – Это он днем вождь, а ночью я!
Бандиты забрались в машину, и она уехала.
Мел снег. Со скрипом качающийся фонарь тусклым светом освещал сугробы, темные провалы окон и стоящие посреди улицы четыре унылые фигуры.
У Кравченко настроение так и не улучшилось до позднего вечера. Словно туча он шел по коридору ЧК, который больше напоминал Ноев ковчег, чем государственное учреждение. На скамейках вдоль стен сидели разномастные мешочники, негодующие старорежимные служащие с жалобами в руках. В конце коридора сразу три сотрудника не могли справиться и образумить доставленного сюда пьяного анархиста. Огромный детина, перепоясанный поверх бушлата пулеметными лентами, после не меньше, чем недельного запоя, упирался и никак не мог понять, куда он попал, и что от него хотят. Он грозно повторял одну и ту же, одному ему понятную фразу. – Пусть Чернецкий попробует! Пусть!… И все!
Кравченко, предварительно постучав, зашел в кабинет к Мартынову. Федор Яковлевич разговаривал по телефону и жестом показал Кравченко, что бы тот присел и подождал. Тарас Семенович не стал присаживаться, а с напускным любопытством начал изучать плакат «Ты записался добровольцем?», который висел на стене у двери. Чувствовалось, что Мартынов был раздражен разговором и был готов вот-вот перейти на крик.
–… Товарищ Луначарский, у меня не хватает людей, что бы заниматься налетами и убийствами, а Вы хотите, что бы я создавал агентурную сеть в церквях… Да, я знаю, что завтра Рождество… Я Вам еще раз повторяю, что не в состоянии приставить к каждому попу сотрудника… Значит, надо к чертям собачьим позакрывать все церкви, что бы им негде было агитировать.
Мартынов со злом бросил телефонную трубку и, наконец, обратил внимание на Кравченко.
– Тарас, что у тебя?
Кравченко с трудом сдерживал свое раздражение и поэтому говорил сухим официальным тоном. – Товарищ Мартынов, Вы обещали, что в наш отдел придет пополнение! – Но самообладание все-таки изменило ему, и он перешел на повышенные тона. – А кого прислали?
– Тарас Семенович, давайте поспокойнее!
– Какое уж тут спокойствие!
– Так кого прислали?
– Детей!
– Так уж и детей?
– Ростом то они, как взрослые, а разумом сущие дети.
– Кто?
– Ну, это пополнение, стажеры, Чернышев и Малышев. Они чуть не передрались из-за того, что одному выдали наган, а другому маузер. Малышев, видите ли, тоже хочет маузер! Как с такими можно работать?
– Из какого они сословия?
– Из какого? Из какого?… Из семей рабочих. У Малышева мать с трехгорки, а у Чернышева вся семья со скотобойни,…
– Вот видишь из рабочих! А это главное. Главное преданность революции, а умение придет.
– По мне, так лучше иметь одного старорежимного профессионала, чем десяток преданных революции бестолочей…
Мартынов от подобных рассуждений чуть не потерял дар речи. – Ты,… товарищ Кравченко, говори, да не заговаривайся! От твоих слов за версту контрреволюцией несет!
Неизвестно до чего бы договорился Кравченко, если бы в кабинет не забежал запыхавшийся Попов и не сообщил. – В Сокольниках Ленина ограбили!
– Как ограбили?
– Как ограбили? Как всех грабят! Гоп-стоп и ваши не пляшут! Звонили из Сокольнического Совета. Бандиты отняли машину, документы и оружие!
– Сам Ильич жив?
– Самого не тронули. По всему видать, это Кошелек, его банда в Сокольниках орудует. Самое плохое, что они захватили списки московских антикваров и коллекционеров, там все их адреса… Теперь жди налетов…
Встревоженный Мартынов схватил было телефонную трубку, затем зачем то положил ее на стол рядом с аппаратом и обратился к продолжавшему стоять Кравченко.
– Тарас, бери своих недоумков и туда!…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПО ЛЕНИНСКИМ ДОКУМЕНТАМ.
