– Не представляю, как это у меня оказалось, – театрально изгибается мужская бровь, пробитая старым шрамом. – Твоё, да?
– Моё. Но если тебе нужнее, то, конечно, оставь.
– Да, не. Мне чужого не надо. Забирай, – небрежно протягивают мне карточку, кивая на убогонькое пятиэтажное здание. – Гоняешь на такой тачке и живёшь в общаге? Вот уж не думал.
– Люблю острые ощущения.
– Острые ощущения – это когда с утра обнаруживаешь тараканов в постели?
– Знаешь не понаслышке?
– Естественно. Тоже там жил пару лет.
Знаю.
– Жил, но уже… нет?
– Не а.
– Что так?
– Неполадили с местным начальством.
Да. И это я тоже знаю.
– И где же ты теперь обитаешь?
– О, это чумовое местечко, где не существует правил. Могу показать.
Это его трейлер-то, где за рекордные сроки была уложена на лопатки добрая половина женской части универа, чумовое место? Скорее уж чумное. И очень надеюсь, что не сифилисное.
– Обещаю, что непременно подумаю, но мы отклонились от курса, – напоминаю. – Ты ведь меня дожидаешься с определённой целью? Только не говори, что соскучился. Пощади! Моя психика не готова к такой сопливой романтике.
Губы Артемия искривляются в токсичной усмешке.
– Обойдёмся без романтики. Я ведь тебя предупредил, что мы не закончили.
Да уж, предупредил. И отжал мою жвачку, ирод! Ничего святого у человека нет.
В любом случае, пора преступать к следующей фазе плана. Привлечь внимание я привлекла. Теперь пора направить его, в общем-то, весьма тривиальные мысли в нужное мне русло.
– Слушай, давай уже расставим все точки? Я помяла тебе машину, да? Претензия в этом? Так я заплачу, хоть это и ты олень, который не смотрит в заднее зеркало.
– Как интересно ты всё вывернула. Но мы ведь оба с тобой знаем, что ты въехала в меня нарочно.
Какая самоуверенность!
Приближаюсь ближе, сокращая расстояние до минимума, однако этого недостаточно. Ещё и кокетливо приманиваю его пальчиком, заставляя склониться так близко, чтобы в полной мере почувствовать исходящее от его кожи терпкое тепло, щекочущее рецепторы.
– Докажи, – горячо выдыхаю ему в лицо.
Ага, завёлся.
В демонических зрачках, буквально пожирающих мои губы, вспыхивает дьявольское пламя. То самое, что грозит сжечь к чертям собачьим всё, до чего может дотянуться.
Сжечь ярко, эффектно и со вкусом.
– Нахер доказывать, – глухо рыкают. – Я просто тебя трахну, и будем квиты.
Ух, сколько же в нём экспрессии, сколько огня!
И да станем отрицать, это завораживает. Огонь всегда завораживает, вот только после пожара, как водится, остаётся пепелище. А кому это надо?
Правильно. Точно не мне. Поэтому, как у любой запасливой девочки, у меня на этот случай заготовлен огнетушитель.
– Нет, родной. Трахну тебя я. Но исключительно тогда, когда сама посчитаю нужным. Смирись с этим, – притянув его за ворот выглядывающей из-под кожанки футболки, нарочито медленно оставляю отпечаток перламутрового блеска для губ аккурат между поблёскивающей серьгой-колечком и заходящей на шею тату. Целую и отступаю на шаг. – Спокойной ночи, яхонтовый. Приходи, когда сможешь предложить мне что-то куда более существенное, чем второсортный перепихон. Чмоки-чмоки! – отвешиваю на прощание, красиво сваливая в закат.
– Белинская, ты – сука, – прилетает мне в спину.
– Знаю, – не оборачиваясь, салютую возвращённым пропуском, направляясь к закрытой металлической калитке. – И горжусь этим.
***
Спиридонов верно подметил: студенческий городок, как его тут громко величают, на деле является банальной общагой, расположившейся в бывшей питерской коммуналке. Причём нуждающейся в капитальном ремонте.
Внутри обычные небольшие комнатушки: в угловые комнаты вселяют по три человека, в неугловые – по двое. Из удобств – санузел на пятерых, задрипанная кухня на несколько жилых блоков и одноместные доисторические койки с казёнными постельными принадлежностями. Которые я побрезговала брать, купив свои.
Не могу сказать, что данное местечко – предел мечтаний. Даже общежитие в Калифорнии рядом с этой советской развалиной казалось настоящим дворцом, но чтобы сепарироваться от Бориса, с которым у нас сейчас достаточно натянутые отношения, сгодится.
К тому же, на этот раз соседка попалась мне вроде как адекватная. Мирная, спокойная. Слегка заучка. По ночам не лунатит, не храпит и святой водой меня не окропляет, пока я сплю. В отличие от предыдущей придурковатой католички.
О, и никто не гудит под одеялом вибратором, что тоже немаловажно! А то всё та же католичка оказалась с эпичным прибабахом и имела какие-то свои, крайне смутные понятия о целомудренности.
В общем, новая сожительница – настоящее провинциальное золотко: тихое и закомплексованное. Так я думала ровно до вечера пятницы, пока не застукала её с болтающимися на коленках трусами и согнувшуюся в позе рака.
Собственно, и такую же красную. От натуги. Правильно, как тут не разрумяниться, когда тебя так старательно на себя натягивает…
О, Спиридонов. Вот же здрасти.
– Клёвые булки, – не могу не заметить, кивая на подкаченные мужские ягодицы, прекрасно просматривающиеся благодаря спущенным джинсам. – Вы не отвлекайтесь, – прикрываю дверь, проходя на свою часть комнаты, однако не забываю тормознуть на середине, вспомнив о вежливости. – Я же вам не помешаю? Ванная занята, а топтаться в коридоре мне, если честно, лень.
– Не переживай, – продолжая как ни в чём не бывало вдалбливаться в соседку, глухо отзывается Артемий. – Мы уже почти закончили.
– Ну и славно, – падаю на кровать, поправляя на талии широкий пояс любимой бордовой юбки в крупную сетку. Поправила, смахнула с высоких чёрных гольф ниточку, прислушалась. – Она там ещё хоть жива? Уж больно притихла.
– Не знаю, – равнодушно отзывается Спиридонов. – Проверь.
Послушно изгибаюсь, придерживаясь за изголовье и вглядываясь в соседку, уткнувшуюся мордой в подушку. Уже не стонущую, а сипящую.
Охрипла, бедняжка.
– Маш, ты там как? – тишина. Ну почти. Не считая звуков шлепков, сбитого дыхания Артемия и жалобного девичьего скуления, потому что тот себя вообще не сдерживает. Таранит, будто насмерть забить хочет. – Говорит, нормально.
– Вот и прекрасно, – несколько последних рывков и довольный альфа-самец получает свой заветный кусок торта. В смысле, кончает.
– Да ты эгоист. А ей помочь с оргазмом? – аж обидно за подружку.
Которая, впрочем, возмущаться не торопится. Слишком в шоке от происходящего. Поспешно накидывает на себя плед и, забившись в угол, таращится на нас как на больных.
Эй, а я-то тут причём? Пусть к себе претензии предъявляет. Что она хотела получить от такого, как Спиридонов? Нежности и ласки? Романтики? Серьёзно?
– Сама разберётся, – стягивая презерватив с, стоит отдать должное – тут он не обманул, весьма внушительного агрегата, Артемий удовлетворённо натягивает штаны обратно. – Это я так, чисто время убить. Вообще, к тебе пришёл, а ты где-то шаришься.
Ко мне пришёл? Спустя почти два дня тишины и полного отсутствия в универе? Очаровательно.
– Прости, милый. Мне очень стыдно. Я больше так не буду.
– Надеюсь, – звякает бляха застёгнутого ремня и мне кивком указывают на дверь. – Пошли, Белинская.
– Куда?
– Ты вроде любишь острые ощущения. Я тебе их обеспечу.
Хм. А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.
– Каким образом?
– Поехали и узнаешь.
Так-так-так… Если это то, о чём я думаю, значит, рыбка не только клюнула, но и заглотила наживку вместе с поплавком. И даже не подавилась.
Неужели, наконец, началось самое интересное?
Глава третья. "Мой Господин"
POV СПИРИДОНОВ
Едем в центр: собрав по пути все возможные мосты. Питер же. Ушаковский, Каменноостровский, Биржевой и главная достопримечательность города, на которой царит вечное и откровенно подбешивающее столпотворение – Дворцовый.
В салоне из магнитолы гремит ломанный хаус, в пальцах тлеет сигарета, унося едкий дым в приоткрытое окно, а в извращённых фантазиях кипит бурная деятельность.
Отвечаю: мысленно я ещё четверть часа назад завернул в ближайший тёмный проулок и успел трижды отыметь сидящую рядом блондинку, стерев весь её напыщенный лоск.
Не в целях самообеления, а как констатация факта: Белинская сама нарывается. Мало того, что оголилась в край, так ещё и спецом призывно раздвинула коленки, задрав юбку развратной школьницы по самое не хочу.
Сидит, прямо умоляя пристроиться, а личико при этом невинней некуда. Весь такой из себя ангелочек, скромно играющий белокурым локоном.
Хитрая сука она, а не ангелочек!
– Вопрос в целях расширить кругозор – бельё из принципа игноришь? – не могу не заметить. – Или в опале только лифчики?
Потому что её косуха едва ли не самого начала скинута назад, открывая шикарнейший обзор на торчащие сквозь маечку соски. Того и гляди разрежут ткань к херам собачьим.
– Возможно, когда-нибудь ты это и узнаешь, – лопая жвачный пузырь, отзываются меланхолично. – А, может, и нет. Посмотрим на твоё поведение.
На МОЁ поведение?
Не, ну эта кукла вообще берегов не видит.
– Не люблю ждать, – щелчком отправив бычок в полёт, меняю руку на руле, запуская правую между её ног.
Клац. Коленки проворно захлопываются, ловя кисть в западню. Добраться до намеченного не успеваю, но мне и так неплохо. У неё там очень даже тёпленько и уютно.
– Куда потные ладошки распускаешь? – неодобрительно цыкают, даже не пытаясь хоть сколько-то выглядеть возмущённой. – Посторонним вход запрещён.
– Это тебе твой папик так наказал?
– Какой папик?
– Который нацепил на тебя поводок.
Не доходит. Приехали. Издёвки ещё и приходится разжёвывать. Точно блондинка, хоть и крашенная.
– Это чокер, гений, – наконец, допендривают, щерясь. – Украшение такое.
– Больше похоже на ошейник рабыни.
– Тебе виднее.
– Так да или нет?
– Что "да" или "нет"?
– Папик имеется? Иначе как ещё объяснить наличие дорогих шмоток и тачки у девчонки, выросшей в мухосранске?
