Ету! Ету! Ету! – малыш вскочил на кровати и стал прыгать на ней.
Ну, хорошо-хорошо! – воскликнула Ерта. – Ложись, дай ножкам отдохнуть, а я тебе почитаю эту книжку.
Рилинд перестал прыгать и бухнулся на кровать. Мордашка была озорной и совсем не сонной.
Ерта подложила под спину и голову свою большую подушку и устроилась поудобнее. К ней на руку пристроился Рилинд, чтобы было удобно рассматривать цветные картинки в книге, пока мать будет ему читать.
Хитрость матери удалась. Рилинд с большим интересом слушал книжку, которую он сам же и выпросил у неё. Ерта читала в полголоса и монотонно. Глаза Рилинда скоро начали слипаться, веки стали тяжёлыми. Уже прикрыв плотно глаза, мальчик ещё более-менее внимательно слушал, как мать читает ему, потом слушал лишь краем сознания, и, наконец, сон совсем одолел ребёнка. Почитав ещё пару минут на всякий случай уже спящему Рилинду, Ерта тихонько отложила книгу в сторону и аккуратно повернула сынишку на бок, укрыв его своим одеялом. Рилинд мирно спал, и снились ему люди-фонарики. Как его папа.
Детство Рилинда было счастливым.
Глава четвёртая
В детском саду день для Рилинда начался так же, как и любой другой день. Он торчал в группе с другими детьми с раннего утра, он был сонным и вялым, а день обещал быть долгим. В октябре 1983 года маленький Рилинд всё ещё оставался в своём уютном мирке беззаботного детства. Всё, что творилось вокруг его почти не касалось. Родители при нём ничего не обсуждали, еда была, новые игрушки покупались. Правда, теперь приходилось ходить в детский сад, потому что мама и папа работали. Рилинд попытался было протестовать, но быстро понял, что протесты ни к чему не приведут. Ранние побудки он терпеть не мог, но приходилось с ними мириться. О том, чтобы мать не работала, не могло быть и речи. В стране началась галопирующая инфляция и значительный рост цен. Ситуация в стране складывалась всё хуже и хуже. Предыдущие годы правительство страны так часто делало внешние заимствования, что к концу 1982 года в бюджете Югославии не оказалось средств не только на то, чтобы погасить сами долги по кредитам, но было невозможно даже выплатить по ним проценты. А кредиторы в лице Международного валютного фонда настойчиво и с весьма определёнными целями требовали возврата средств. Над страной повисла угроза объявления дефолта, а это привело бы к распродаже всего зарубежного имущества с аукциона. Перед такой угрозой правительство Югославии решилось на частичную оплату внешних долгов средствами золотого резерва страны. Начались массовые принудительные увольнения, недовольство людей быстро разрасталось.
Родителям Рилинда повезло, они не попали под сокращение. Отец был врачом, и его сложно просто так взять и уволить. К тому же, больные есть всегда. А чем хуже жизнь, тем больше больных. Мать Рилинда смогла сохранить своё рабочее место несмотря на то, что у них прошло сокращение штата. Осталось загадкой, что тому поспособствовало: трудолюбие и въедливость Ерты или её родственники и хорошие знакомые, оказавшие помощь в трудоустройстве. Супруги даже не пытались гадать о причинах своего везения, боясь его спугнуть.
Гудение ламп дневного света ещё больше нагоняло сон. Рилинд потёр глаза, встал и осмотрелся в поиске того, чем можно было бы заняться. Играться с игрушками совсем не хотелось. Его взгляд остановился на детском столике, который стоял у широкого окна, дающего много света даже в такие пасмурные осенние дни, как сегодня. Рилинд решительно направился к нему. На столе в специальной подставке стояли разноцветные карандаши, которые в такой серый и пасмурный день помогут внести яркости. Решение было принято моментально, хотя осознанно и не обосновывалось именно в таком ключе. Подойдя к столу, Рилинд решительно взял из стопки чистый лист бумаги для рисования и уселся. Шли минуты, Рилинд не отвлекался. На листе бумаги появлялись дороги, трава, деревья. В небе засветило летнее солнце. Потом появились люди. Он нарисовал много людей, помимо себя и своих родителей. Его отец, как всегда, был выкрашен в жёлтый цвет. Кое-кто из других нарисованных людей тоже имел такое же сияние – это Рилинд вспоминал виденных им прохожих в прошлом. Картина была почти закончена, когда мальчик почувствовал за своей спиной чьё-то присутствие. Рилинд обернулся. Позади него стояла его воспитательница, которая, склонившись, разглядывала рисунок.
Как красиво ты нарисовал, – тут же похвалила женщина ребёнка, и Рилинд, очень довольный похвалой, улыбнулся.
Хотите, я подарю Вам эту картинку? – спросил он.
Разговаривал Рилинд уже достаточно хорошо.
Конечно, хочу – ответила воспитательница убедительным тоном.
Ну, хорошо. Только закончу её сначала, – пообещал Рилинд.
Правда? Вот спасибо, – она погладила ребёнка по головке. – Скажи, а почему у тебя некоторые люди на рисунке жёлтые?
Потому что они светятся, – пожал плечами Рилинд, всё также искренне улыбаясь.
Светятся? А почему они светятся?
Не знаю, – чистосердечно ответил Рилинд. – Светятся и всё.
Рилинду ещё не пришло в голову основательно расспросить родителей о сиянии, пока он довольствовался знанием, что такие люди есть, и предположением, что его родители это сияние тоже видят. Видят ли сияние другие люди, он не задумывался.
Воспитательница много видела забавного на рисунках детей за свою многолетнюю трудовую деятельность, поэтому она просто улыбнулась в ответ.
– Хорошо, не буду тебя отвлекать. Рисуй, – и она отошла к другим детям.
Похвала – это очень важно для любого ребёнка, поэтому Рилинд продолжил работу с ещё большим старанием и даже с некоторым воодушевлением. Часам к девяти утра рисунок был закончен и торжественно подарен воспитательнице, которая ещё раз выразила восхищение и благодарность. Совершенно счастливый Рилинд уселся играть с игрушками вместе с другими детьми, когда в группу вошла заведующая детским садом в сопровождении молодой девушки. Разговор между заведующей, воспитательницей и девушкой шел за спинами детей, и никого из малышей не интересовал. Жизнь сообщества детей в таком возрасте всегда является отдельным миром, в который иногда врывались взрослые с их требованиями. Но когда они не врывались, то во взрослых не нуждались. Ну, по крайней мере, пока не проголодаются или не начнут обижать друг друга.
Молодая девушка была практиканткой, она некоторое время будет присутствовать в группе Рилинда. Обговорив все рабочие моменты, заведующая оставила практикантку под началом воспитательницы и удалилась в свой кабинет оформить оставшиеся документы для учебного заведения, откуда пришла девушка. Воспитательница стала показывать практикантке, что и где находится, и только теперь девушка заинтересовала детей. Каждый с любопытством уставился на неё, а некоторые даже подбежали, чтобы рассмотреть поближе. Когда Рилинд увидел практикантку, то завороженно уставился на неё. Девушку окутывало яркое сияние. Глаза Рилинда восхищённо распахнулись, он даже встал на ноги. Практикантка бросила на Рилинда взгляд и, улыбнувшись, помахала ему рукой. Рилинд продолжал стоять и смотреть на неё, поэтому девушка просто отвернулась.
Воспитательница стала рассказывать о детях в группе практикантке, которая периодически бросала взгляды в сторону Рилинда, стоящего замерев, не в силах оторвать глаз от сияния девушки. В конечном счёте даже воспитательница обратила внимание на Рилинда.
– Рилинд? – обратилась она к нему.
Мальчик не отреагировал.
Рилинд! – громко повторила та.
Мальчик словно очнулся и перевёл взгляд на воспитательницу.
– Подойди сюда, – попросила та, и он подошёл, отведя глаза и глядя куда-то в сторону и вниз.
– Рилинд, у тебя что-то случилось? – поинтересовалась она у мальчика.
Нет, – покачал головой Рилинд.
А почему ты так смотришь на тётю?
Рилинд открыл было рот, чтобы сказать о сиянии, но слова словно застряли у него в горле. Он не понимал почему, но ему не хотелось делиться своим восхищением ни с кем. К тому же неведомое доселе осознанное чувство самосохранения вдруг встрепенулось и тоже велело ему молчать. Рилинд опустил голову и лишь пожал плечами, смотря себе под ноги, чтоб не выдать себя.
Любовь с первого взгляда, – пошутила практикантка, погладив его по голове.
Рилинд смутился настолько, что решил немедленно ретироваться и вновь заняться игрушками.
Ну всё, смутили ребёнка! – засмеялась воспитательница, глядя ему вслед.
Рилинд сбежал от обеих в самую гущу детей, чтобы там надёжно спрятался от вопросов и шуток. Его сознание ребёнка быстро переключилось на игры окружающих его детей и на игрушки, надёжно отсекая в памяти пережитое смущение. Лишь изредка Рилинд посматривал на практикантку краем глаза, но так, чтобы это оставалось никем незамеченным. Впервые он пожалел, что сам не светится, а то он был бы таким же красивым, как она. Как папа. Как они все.
Ближе к десяти утра в группу пришла мама с новеньким мальчиком, которого никто ещё не видел. Мальчик казался застенчивым. Пока воспитательница показывала маме помещения группы и рассказывала о распорядке дня, практикантка подошла к мальчику и спросила, как его зовут. Мальчик ответил, что он – Бранимир и после этого опустил голову и отвернулся, давая понять, что он не желает ни с кем разговаривать. Мама попрощалась и ушла, а мальчик остался стоят с надутым видом. Он вовсе не хотел оставаться здесь один с незнакомыми людьми, а закатить истерику просто постеснялся.
Воспитательница взяла новенького за руку и отвела к детям, представив его им. Дети с интересом посмотрели на мальчика и тут же потеряли к нему интерес. Рилинд тоже не особо заинтересовался новеньким: тот был самым обыкновенным, без сияния. Воспитательница отошла, предоставляя событиям идти своим чередом, а Бранимир остался стоять слегка в стороне от остальных детей, не решаясь подойти к ним и включиться в совместную игру с кем-нибудь. Практикантка, недолго думая, решила помочь мальчику влиться в коллектив. На глаза ей попался Рилинд. Девушка вспомнила, с каким восхищением он смотрел на неё и решила, что на этом можно сыграть. Взяв за руку стеснительного Бранимира, она подошла к сидящему на полу Рилинду.
Ты ведь Рилинд, да? – на всякий случай уточнила она, не будучи уверенной, что правильно запомнила его имя.
Да, – ответил Рилинд подняв на неё глаза, в которых снова отразилось восхищение.
Рилинд, ты мне поможешь?
Да, – ответил Рилинд.
Это, – она указала на Бранимира, – Бранимир. Он никого ещё здесь не знает, он первый раз пришёл. Ты поиграй с ним, пожалуйста, – попросила она.
Хорошо, – согласился Рилинд.
Бранимир, – практикантка заглянула в глаза новенькому, – это Рилинд. Садись с ним рядом, бери машинки и кубики, и начинайте строить город. Договорились?
Бранимир согласно кивнул.
Молодцы, – похвалила обоих мальчиков девушка. – А я потом посмотрю, какой у вас получился город.
Практикантка отошла от детей. Когда она оглянулась на всякий случай, то увидела, что Рилинд смотрит ей вслед. Поймав её взгляд, он отвернулся.
Работа закипела. Мальчишки увлечённо доставали из короба кубики и домики, строя город для машинок. Общий труд их быстро сдружил. Незадолго до обеда они уже считали себя друзьями. Практикантка часто поглядывала на них, отмечая успех своей затеи.
Перед обедом воспитательница оставила практикантку приглядывать за детьми, а сама куда-то вышла. Дети уже успели устать и проголодаться. Их игры уже были не столько активными и увлечёнными, сколько конфликтными. Рилинд тоже устал. Усевшись на полу, он стал осматриваться по сторонам, лениво катая машинку. Его взгляд скользил в том числе и по практикантке. Её сияние привлекало мальчика, словно мотылька свет свечи в ночи. Но он старался смотреть на девушку вскользь, не желая снова вызвать в свой адрес шутки. У стола, за которым сидела сейчас практикантка, топталась девочка. Она крутила в руках свой рисунок – большая кособокая бабочка над маленьким цветком с разноцветными лепестками. Девочка устала и начала вредничать, размахивая своим рисунком. Как-то так получилось, что, размахивая им, она чиркнула ребром листа по своей второй руке, и он, словно острый нож, прошёлся по маленькому запястью, оставив узкий, но глубокий кровоточащий и болезненный порез. Девочка громко разревелась, глядя на взрослую и ожидая от той помощи и хотя бы капельку сочувствия.
Ах ты ж моя бедненькая, – практикантка встала из-за стола и, быстро подойдя к девочке, уселась перед ней на корточки. – Ну-ка, дай посмотреть…
Девочка прекратила реветь и, хныча, протянула руку с порезом практикантке.
Никто из окружающих не обращал на эту маленькую трагедию никакого внимания. Подумаешь там, кто-то разревелся – обычное дело в детском саду. Если кто и посмотрел в ту сторону, то быстро потерял интерес. Но только не Рилинд, который следил за ними.
Порезалась? Ну-ну! Ничего страшного, – стала успокаивать девочку практикантка и внимательно рассмотрела порез.
Болит, – пожаловалась девочка жалобно.
Не плачь, маленькая, – погладила ребёнка по головке девушка. – Сейчас перестанет болеть.
Практикантка взяла в свои руки маленькую пухлую ручонку девочки, так, чтобы порез оказался между её руками. Дальнейшее заставило сердце Рилинда усиленно заколотиться в его груди. Он отчётливо видел, как сияние практикантки усилилось. Практикантка убрала руки.
– Видишь, уже всё зажило! – улыбаясь, она показала девочке малюсенький шрамик.
Девочка с удивлением посмотрела на свою руку. Был порез и вот его уже нет! Девочка подняла глаза и внимательно посмотрела на практикантку.
– Ты волшебница, да? – серьёзно спросила девочка.
– Нет, конечно, просто твоя ранка была такая маленькая, что быстро зажила, – практикантка улыбнулась. – Ну, беги, играй.
Девочка вприпрыжку направилась к детям. Рилинд сделал вид, что он ничего не видел. Вопросы начали появляться в его маленькой головке один за другим. Люди – фонарики могут светиться ещё сильнее? И при этом ранки заживают? Его папа тоже так умеет? Поэтому он стал врачом? Почему никто никогда ему ничего о них не рассказывает? Почему… В этот момент кто-то упал рядом с Рилиндом, и он отвлёкся от своих мыслей.
Вечером дома Рилинд уловил минутку, когда отец был один в комнате, чтобы забраться к нему на колени, повернуть его лицо к себе ладошками и спросить шёпотом:
– Папа, почему люди светятся?
Мерджим понял вопрос по-своему. Он поцеловал сынишку и ответил:
– Люди светятся от счастья. Когда им очень хорошо.
– Значит, тебе хорошо?
Мерджим засмеялся.
– Вот, как? Я свечусь?
– Да, – честно ответил Рилинд, глядя на отца.
– Да, я счастлив.
– А мама?
– Уверен, она тоже очень счастлива.
– Тогда почему она не светится?
Мерджим ласково погладил мальчика по голове и ответил:
– Наверно, она очень устаёт на работе.
Рилинд распахнул глаза: такая мысль ему не приходила. Значит, остальные не светятся потому, что сильно устают? Что-то ему подсказывало, что отец не прав, но спорить с ним не хотелось. Он прильнул к отцу и замер. Так они и сидели обнявшись, когда Ерта позвала их ужинать.
Глава пятая
Ранним утром 8 февраля 1984 года Рилинд, проснувшись раньше, чем родители, чтобы сбегать в туалет, теперь торчал у окна и смотрел на то, как на улице валит снег. Выпавший перед самым началом Зимних Олимпийских Игр снег был настоящим чудом, поскольку уже открыто высказывались опасения, что открытие Олимпиады придётся отложить на более поздний срок. Но Рилинда, смотрящего на падающие хлопья, радовало не своевременное открытие Игр, а просто сам факт появления снега, как это радовало любого ребёнка, который в четыре года уже знал, что со снегом делать.
Снега выпало очень много. Настолько много, что он затруднил движение транспорта. Тем не менее, сегодня в четвёртом часу вечера фигуристка Сандра Дубравчич должна зажечь Олимпийский огонь, пронесённый через всю Югославию, на стадионе «Кошево».
***
Было бы непростительно медлить с утренней прогулкой, и воспитатели детского сада сразу после завтрака скомандовали одеваться своим подопечным и повели их гулять. С весёлым гомоном дети высыпали на заваленный снегом двор. Дети по дороге к территориям своих групп, не обращая внимания на взрослых, весело перебрасывались снегом. Надёжно укутанные в зимнюю одежду мальчишки и девчонки испускали изо рта клубы пара, ели снег и ложились в него. Через некоторое время ажиотаж спал, и воспитатели смогли организовать детишек для строительства снежных домов и снеговиков.
– Давай снеговика лепить? – предложил Рилинд Бранимиру.
– Давай! – быстро согласился Бранимир.
Собрав некоторое количества снега у себя под ногами, мальчишки стали катать комок снега по земле, постепенно увеличивая его в размерах. И чем больше становились шары, тем тяжелее они были.
Хватит! – тяжело выдохнул Рилинд, остановившись.
Давай ставить, – ответил Бранимир.
Вместе, они поставили немного в стороне самый большой снежный шар, руками его очистив от лишнего снега. Потом они благополучно донесли второй шар и водрузили его на первый. Пока Бранимир замазывал снегом шов между шарами, Рилинд занялся последним, самым маленьким шаром, которой должен был стать головой. Заодно он откопал 2 камня для глаз и ветки для носа и рук. Мальчишки установили голову снеговика и украсили её. Снеговик был готов.
Смотрите! – крикнули они, привлекая внимание воспитательницы. – Мы снеговика слепили!
Какие вы молодцы! – улыбнулась детям воспитательница. – А теперь помогите достроить стену, – тут она указала пальцем на остальных детей, что возились с возведением снежной стены, выкладывая её из небольших снежных шаров и замазывая щели снегом.
Два друга отправились к снежной стене, и работа пошла веселее. Когда стена была закончена, дети решили соорудить с одной её стороны подъём, а с другой – спуск. Когда всё было готово, все стали просто забегать наверх и перекатываться или сбегать вниз. Поднялся радостный крик и писк. Стало достаточно скользко, скорость скатывания возросла. Желающих было так много, что скоро очерёдность была нарушена, кроме того, дети попытались спустится сразу по несколько человек подряд, из-за чего внизу горки возникла свалка. Воспитатели стали наводить порядок среди детей, но это было не так-то просто. Дети разбаловались не на шутку. В какой-то момент Рилинд потерял равновесие и завалился на бок. Его ноги оказались между снежными комьями разрушенного участка стены. Он повернулся и встал на четвереньки, чтобы выползти, но не успел этого сделать. На его ноги обрушился очередной участок стены вместе с детьми. Рилинд дёрнулся, пытаясь вытянуть свои ноги, да не тут-то было. Мальчик запаниковал и стал кричать:
– На помощь! На помощь! Я застрял!
Тут кто-то стал тянуть его за руку. Это был Бранимир, который попытался вытащить Рилинда, но не смог этого сделать. Подбежал кто-то из взрослых, Рилинд даже не стал смотреть, кто это был. Сейчас было главным выбраться из западни. Кое-как Рилинду помогли выбраться. Отряхнувшись, мальчик посмотрел на то, что осталось от стены. Разглядеть что-либо хорошо было невозможно. Там была куча-мала из детворы, которую растаскивали воспитатель и практикантка. Отстранённые дети тут же норовили удрать к всё ещё резвящимся на развалинах снежной горки приятелям, а те, кого воспитатели тянули из общей свалки, старались выскользнуть из их рук, чтобы остаться. Включив громкий и очень строгий голос, воспитатель и практикантка кое-как растащили и разогнали детей в стороны. Рилинд обратил внимание, что свечение практикантки стало пульсировать. «Наверное, она сердится, поэтому и мигает», – подумал Рилинд. Ему теперь приходилось самому делать выводы. Как-то он спросил папу, почему тот светится, на что получил ответ, что папа светится от счастья. Ответ, данный на основе устоявшегося выражения, для четырёхлетнего мальчика прозвучал достаточно убедительно. Что касалось мамы, ответ отца мальчика не удовлетворил. Рилинд какое-то время наблюдал за мамой и пришёл к выводу, что либо мама совсем не светится, либо она всё время очень уставшая. Последнее выглядело сомнительным потому, что по утрам в выходные дни мама выглядела не уставшей и счастливой, но светиться не начинала. Значит, мама не светится, а папа ошибается. Но тогда получается, что папа не видит ни своего свечения, ни свечения у других. Странно: он, Рилинд, видит, а папа… Наверное, кто-то видит, а кто-то не видит также, как кто-то светится, а кто-то нет.
Удовлетворившись такими выводами, Рилинд даже забыл тот разговор с отцом, но спустя несколько недель к нему мама и папа стали приставать с расспросами про то, как именно светится папа, и светится ли только папа. Мерджим упомянул о разговоре с сыном, потом им пришли на ум его рисунки. И вот тут-то у Мерджима и Ерты возникли вопросы. И чем больше Рилинд озвучивал подробностей, тем чаще переглядывались родители. Рилинд не сразу понял, что родители обеспокоены его, как они думали, необузданной и странной фантазией, а когда понял, то ему это совсем не понравилось, поэтому он сделал единственное, что мог: сбежал от родителей, сказав, что ему надо в туалет. Он просидел там специально достаточно долго, чтобы мама с папой переговорили вдвоём и каждый занялся своим делом, оставив его в покое. Чтобы всё выглядело натурально, он даже смыл воду. Вернувшись, мальчик увидел, что больше его не собираются донимать расспросами, но напрасно Рилинд решил, что всё позади. Родители повели его через пару дней к какому-то доктору, который его осмотрел, прослушал и задал множество вопросов. Потом Рилинд ждал в коридоре, пока доктор переговорит с родителями с глазу на глаз. Две недели Рилинду давали пить по утрам какую-то совершенно безвкусную микстуру, от которой он становился немного вялым, родители с повышенным вниманием разглядывали рисунки Рилинда и расспрашивали его о том, видит ли он всё ещё светящихся людей на улице и сияет ли папа. Рилинд сделал единственно возможный вывод: его родители не видят никакого сияния вокруг людей, и не верят ему, считают его больным, как и тот доктор, который прописал ему лекарство. Рилинд понял, что до конца откровенным быть нельзя. Даже с папой и мамой. На этом расспросы про светящихся людей с его стороны были закончены. Теперь Рилинд внимательно следил за тем, чтобы не упоминать про людей-фонариков при родителях, не рисовать их, а если увидел на улице, то не таращиться с любопытством, а то папа и мама могут это заметить и опять поведут его к доктору. Но если это нельзя делать при папе и маме, то тем более нельзя при чужих. Мама и папа уже сводили его к доктору, но хотя бы не отправили в психушку, потому что они его сильно любят. А вот чужие… чужие сразу туда отправят, и он не выйдет оттуда никогда-никогда! При слове «психушка» Рилинда пробирала дрожь, её он боялся, как огня. Он слышал, как папа и мама иногда обсуждали тихим голосом, думая, что их никто не слышит, как тех, кто себя плохо вел (именно такой вывод сделал Рилинд), отправили в психушку, а те там умерли. Воображение Рилинда рисовало ему каждый раз нечто ужасное. Поэтому Рилинд больше никому и никогда не говорил про свечение, даже Бранимиру. Вопросов Рилинд тоже не задавал. Почему одни люди сияют, а другие нет, ему предстояло выяснить самому, без посторонней помощи, но пока он об этом не задумывался серьёзно. Каждый день у четырёхлетнего мальчика были дела поважнее. Например, как сейчас: поиграть в снежки или сделать снеговика.
