Наверное, мне стоит его отпустить. Пусть посидит на своем детском стульчике или еще где-нибудь, но в дни игр я всегда так чертовски нуждаюсь в нем. Мне неприятно осознавать, что я оставляю его одного на весь день. Мне недостает моментов, когда мы вместе ужинаем и ложимся спать. Так что да, вечерами, когда мне нужно выходить на поле, я немного напоминаю сам себе родителя-вертолета[13 - Родителями-вертолетами психологи называют тех, кто чрезмерно опекает своих детей, следя за каждым их шагом.].
Раздается стук в дверь, и я ловлю себя на том, что осматриваю комнату, чтобы убедиться, что все выглядит нормально, прежде чем открыть дверь дочери моего тренера. Но когда я распахиваю дверь, за ней меня ждет не Миллер, а мой братец.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда он заходит внутрь.
– Я слышал, новая няня – горячая штучка. – Он оглядывает гостиничный номер, наверное, в поисках нее. – И, слава яйцам, женщина.
– Не ругайся при моем ребенке.
Кого я хочу обмануть? Макса воспитывает бейсбольная команда. Ему уже доводилось слышать и кое-что похуже.
– Прости, Максик, – говорит Исайя. – Слава черту. Так лучше, папочка? – Я закатываю глаза. – Так где же она?
– Откуда ты вообще знаешь о ней или о том, что она горячая штучка?
– Так, значит, она действительно горячая штучка? Я на самом деле этого не знал. Так, для красного словца ляпнул.
Исайя усаживается в маленьком кухонном уголке, положив ноги на соседний табурет. Я обычно снимаю самый просторный номер, потому что со мной живет еще один человек, и вещи Макса занимают все свободное пространство, которое у меня есть. Кроме того, рядом с моей комнатой всегда есть комната для няни Макса. Теперь, когда Трой уехал, она пустует, но пока я буду на игре, там будет находиться Миллер.
– Не такая уж она и привлекательная.
– Боже мой, – обвиняющим тоном произносит братец. – Ты собираешься переспать с новой няней? Парень, это банально.
– Нет, не собираюсь. И ты тоже не собираешься, потому что она не только новая няня Макса, но и дочь Монти.
Каждый мускул в теле Исайи застывает.
– Ты меня разыгрываешь. У Монти классная дочурка! Сколько ей лет?
– Двадцать пять.
– И она хорошо ладит с детьми?
– Сомневаюсь. Она, черт возьми, напоминает ураган, но Монти непреклонен в том, чтобы я ее нанял, так что у меня действительно нет выбора. – Исайя понимающе кивает. – Откуда, черт возьми, ты о ней знаешь? Я только что с ней познакомился.
– Работает групповой чат команды. – Он поднимает свой телефон, и я поправляю очки, чтобы посмотреть на экран. – Мог бы время от времени включать звук.
Трэвис: Слышал, новая няня Макса – женщина. Черт возьми, Эйс, наконец-то.
Коди: Трой был милым, но его замена еще симпатичнее. Кажется, я видел ее раньше в коридоре. Если бы она была моей няней, я бы не возражал. Покорми меня. Уложи в постельку. Заодно измерь мне температурку.
Исайя: Она не медсестра, идиот.
Коди: Я хочу, чтобы в самолете она была моей соседкой по креслу.
Трэвис: Какого черта? Это мое место.
Коди: Подожди, пока не увидишь ее. Ты поймешь.
Исайя: Можешь занять место в самолете. А все остальное решаю я.
Меня охватывает странное чувство раздражения, потому что речь идет о дочери Монти и новой сиделке Макса. Она здесь не ради них. Они ведут себя как стая изголодавшихся собак, которые гонятся за единственной косточкой, хотя на самом деле в каждом городе, который мы посещаем, есть шведский стол.
Уж я-то знаю. У меня тоже когда-то был шведский стол.
– Хорошо. – Я помогаю ему подняться с табурета. – Тебе нужно убраться до того, как она придет сюда.
– Ни за что. По крайней мере, один из Родезов должен произвести хорошее впечатление, а ты в последнее время слишком напряжен и сварлив, чтобы быть в состоянии это сделать.
– Если я и могу рассчитывать на то, что кто-то из Родезов произведет хорошее впечатление, то это уж точно будешь не ты. Это сделает Макс. – Я хмурюсь. – И я не сварлив, ты, придурок.
Я просто устал. Устал делать все в одиночку. Устал чувствовать, что делаю недостаточно.
– Правда? – со смешком уточняет Исайя. – Потому что раньше ты был самым счастливым парнем, которого я знал, но не могу припомнить, когда в последний раз видел тебя по-настоящему веселящимся. Когда-то ты был бо?льшим любителем пофлиртовать, чем я, и в тебе было на удивление больше игры. Когда в последний раз ты позволял себе такое?
– В любом городе есть и другие способы повеселиться, кроме как спать с кем попало.
Например, смотреть одно и то же видео с поющими и танцующими животными на ферме. Или целый час подряд играть в пикабу[14 - Пикабу – транслитерация английского слова peekaboo, аналог русского выражения «ку-ку». Название игры в прятки с маленьким ребенком, который сам еще не может искать предмет или человека.] за салфеткой, пытаясь заставить Макса перестать плакать, когда у него режутся зубки. Мои новые определения веселья.
– Да, но так забавнее всего. – На губах братца появляется ухмылка.
Когда мне было чуть за двадцать, я был заядлым любителем флирта и частенько спал с кем попало, но ответственность снова вошла в мою жизнь, изменив приоритеты. Иногда, когда я хожу один на рабочие мероприятия, то снова вспоминаю о флирте, но потом возвращаюсь мыслями к тому, кто ждет меня дома, к реальности, и подавляю себя прежнего.
Но я не собираюсь сейчас обсуждать это с младшим братом, потому что, как бы сильно я его ни любил, он никогда меня не поймет. Наши подростковые годы были ужасными, но он понятия не имеет, насколько они были тяжелыми, потому что я защищал его от всего. Это мое дело. Я выполняю свои обязанности.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю я.
– Хм?
– Выглядишь больным. Может, сегодня вечером тебе стоит отдохнуть. Останься дома. Присмотри за моим сыном.
Он закатывает глаза.
– И это говорит парень, который играет раз в пять дней.
– Вот именно. И посмотри, сколько мне за это платят. Я незаменим.
Исайя заливается смехом.
– Я шорт-стоп[15 - Шорт-стоп – игрок обороняющейся команды, находящийся между второй и третьей базами. Считается одной из наиболее важных оборонительных позиций на поле, а также одной из самых сложных ввиду фактического выполнения двойной работы – шорт-стоп страхует сразу две базы.]. Я играю в каждой игре. Еще четыре стартовых питчера[16 - Стартовый питчер, или просто стартер, – питчер, который открывает матч, или основной питчер команды в игре.] ждут своего часа.
– Именно поэтому мне следует пораньше уйти на пенсию. «Воины» прекрасно справятся и без меня.
Его карие глаза сужаются.
– Ты просто бегаешь кругами, надеясь, что одно из твоих замечаний подтвердится, да?
– Стоит попробовать.
– Если дочь Монти хоть немного похожа на него, она отлично поладит с Максом. О чем ты так беспокоишься?
Раздавшийся стук в дверь обрывает разговор.
– Сейчас увидишь.
Исайя поворачивается ко мне с озорной улыбкой.
– Кто там? – нараспев спрашивает он.
– Твою мать, заткнись! – артикулирую я.
– Не ругайся при моем племяннике.
– Это твой самый любимый человек в Майами, – невозмутимо произносит Миллер из коридора.
– Какой сексуальный голос, – шепчет братец, и я раздражаюсь, потому что он это заметил.
Исайя открывает дверь, небрежно облокачиваясь на косяк и загораживая мне вид на девушку в коридоре, но я вижу, как его спина напрягается, а затем он поворачивает ко мне голову с отвисшей челюстью и широко раскрытыми карими глазами.
Я знаю этого парня лучше, чем он сам, поэтому нетрудно понять, что он молча спрашивает, почему я не сказал ему, что Миллер – это та самая девушка, в которую он влюбился, увидев ее сегодня утром в лифте.
– Исайя, это Миллер. Миллер, это Исайя. Мой брат.
– Два по цене одного. Прикольно, – слышу я ее голос, но по-прежнему не вижу ее, потому что мой брат так и застыл на пороге.
– Я дядя, – наконец выпаливает он.
Она смеется, и этот глубокий горловой звук заставляет меня возбудиться.
– Я это поняла, когда мне сказали, что ты брат.
– Исайя, подвинься.
– Да. Добро пожаловать. Заходи. – Он приглашает ее войти внутрь, как будто это его комната. – Могу я тебе что-нибудь предложить? Воды? Перекусить? Мой номер телефона?
Миллер полностью его игнорирует.
Как только он отходит в сторону, она появляется в поле моего зрения, по-прежнему одетая в обрезанный комбинезон, и я не совсем понимаю, что меня так привлекает в ее бедрах, но они полные и мускулистые, как бывает после долгих лет игры в софтбол.
И я не могу перестать представлять, как блаженно они бы обхватывали мою талию. Или, что еще лучше, мое лицо.
Но потом я вспоминаю, что я сейчас думаю о дочери Монти, и мне приходится закрыть глаза, чтобы не смотреть на нее.
– Папочка-бейсболист, ты в порядке?
Исайя хихикает.
Я резко открываю глаза и вижу, что она смотрит на меня так, словно со мной что-то очень, очень не в порядке, и, очевидно, так оно и есть, раз я так смотрю на эту женщину.
Она малость не в себе.
– Да. – Кашлянув, я киваю в сторону ребенка, развернувшись, чтобы тот тоже мог увидеть новую няню.
– Привет, Макс, – говорит Миллер, и ее взгляд смягчается.
Та необузданная девчонка, которую я видел сегодня утром, сейчас стала спокойнее, возможно, ради Макса, а может быть, и ради меня, я не уверен, но мои сомнения по поводу ситуации отчасти ослабевают.
Макс краснеет и утыкается мордашкой в изгиб моей шеи, при этом сбивая с головы свою бейсболку. Он стесняется, что совсем не похоже на его отчаянное стремление дотянуться до Миллер этим утром, но он ее не боится, как это бывает с большинством незнакомцев. Я думаю, он просто осознает ее внимание, и, хотя он делает вид, что не замечает его, оно ему нравится.
Впрочем, в глубине души мне приятно, что мой сын утыкается в меня, несмотря на то, что его зовет по имени красивая девушка.
– Он стесняется.
– Все в порядке, Макс. Обычно я произвожу на мальчиков именно такое впечатление.
Я перевожу взгляд на Исайю. Пример – мой братец, который молча застыл на кухне, как загипнотизированный.
– Может, нам стоит показать Миллер все твои вещи? – спрашиваю я сына.
Макс тянется к бейсболке, чтобы прикрыть розовеющие щечки, но она валяется на полу, так что из-под руки прекрасно видна его легкомысленная улыбка.
– Давай, Букаш, – Я забираю у него пустой пауч и кладу его на кухонный стол, а потом ставлю сына на ноги.
– Букаш?
– Это его прозвище. Когда я увидел его в первый раз, на нем был комбинезон с пастельным принтом в виде жучков. Так что «Букашка» вроде как к нему прилипло.
Макс держит меня за обе руки и делает медленные, неуверенные шажки в сторону кухни, а я позволяю ему поддерживать равновесие.
– Он еще не умеет ходить?
Я резко поворачиваюсь к Миллер, ожидая увидеть осуждающий взгляд, который сопровождал бы ее заявление, но его нет. На самом деле в ее тоне тоже не было ничего осуждающего.
Это моя особенность – думать, что другие оценивают мои родительские способности или успехи моего сына. Ему пятнадцать месяцев. Может, ему уже пора начать ходить. Может, ему пора добавить в свой словарный запас больше слов. Я, черт возьми, не знаю. Честно говоря, я не хочу этого знать, потому что делаю все, что в моих силах. Я плохой родитель? Возможно. Но он здоров, и я стараюсь.
– Пока нет. Но это может случиться со дня на день. – Я снова переключаю свое внимание на Макса, который продолжает нетвердыми шажками идти на кухню, не позволяя ей увидеть на моем лице беспокойство из-за того, что я провалил отцовское дело.
– Очень даже мило. Я рада, что мне не нужно беспокоиться о том, что он от меня сбежит, – смеется она.
Взглянув на нее, я замечаю, что она с мягкой улыбкой наблюдает за моим сыном. Она не осуждает нас. Она не осуждает меня.
– Но он чертовски хорошо ползает. – Я отпускаю руки Макса, и он сразу же садится на пол и начинает ползти. – Большую часть времени он будет ползать на четвереньках.
– Как и пристало всем мужчинам.
