– Цыц, сороки! – сипло скомандовала Дорофеевна. – А ты лучшей мине послухай, зна?ток. Смерть пришла в Сычевичи, как есть смерть. Никодимка-бестолочь зъехать агитирует, но мы не уедем. Тут наш дом, тут нам и помирать; чай мне недолго ждать осталось. Знак мне был! Бачила я смерть, зна?ток: кобылица бледная, страшенная. Я ночью чую: копыта, шо ль? Думаю: кого на ночь глядя принесло, выхожу, а там она – стоит, на мине поглядает. Белая, як мел, тольки очи чорны и светится уся, светится, як пламя, тольки холодная. Она на мине своими буркалами так – зырк, будто запомнила – воды похлебала из корыта и прочь пошла. Тут-то мине и разбило… Добра, что Марфа наутро нашла, а то так бы и околела. То смерть мине отметила, зна?ток, зразумел? Недолго мне осталось, так что проси чего хошь: хошь – дом тебе отпишу, хошь – все, шо в доме. Скотину всю забирай, все одно ухаживать некому. Тольки дай моим старухам век свой на родной земле дожить. Хотели к Сухощавому с просьбой пойти, но он, грят, зубы порастерял; а тебя, хлопчик, мы с детства знаем, тебе веры больше! Сдюжишь, а, Демьян Рыгорыч?
– Зробим, хозяюшка. Но вы тоже раней часа на тот свет не збирайтесь, добро? А, да, вот… – Демьян пошарил в бесчисленных карманах своей куртки, вытащил какой-то кулек. – Вот настой, утром пейте натощак, кипятком заваривайте. А про награду потом уж обговорим.
– Добра, добра, сына… – закивала старуха, пряча травяной настой под подушку. – А мы потопаем, да, хлопчик? Хата-то есть свободная, переночевать?
– Да уся вёска пустая! – всплеснула руками та бодрая бабуля, что все совала им блины. – Где хотите селитесь! Мы вам вопратку свежую принесем, лазню затопим!
– От баньки не откажемся, – не стал прибедняться зна?ток, – а перекусить можете и туда принесть.
Тут Дорофеевна свесилась с печи, вцепилась в плечо Демьяна неожиданно хваткими пальцами и посмотрела ему в глаза.
– Ты тольки мине не подведи, Дема.
– Не подведу, – спокойно ответил он, выдержав взгляд старухи. – Всю паскудь зраз изведу, каковая найдется!
Выйдя на гантак, Демьян спросил у бодренькой старушки, которая взялась их сопровождать:
– Вас как звать-величать, сударыня?
– Ой, да якая я сударыня, – засмущалась покрасневшая бабуля. – Баба Клава я, Лексевна.
– Баб Клав, нам бы бражки надобно.
Та аж перекрестилась, да и сам Максимка с удивлением уставился на знатка. Никак издевается?
– Бражки? Нешто для храбрости?
– Баб Клав, обижаешь! Для дела требуется.
– О хоспади… А скока ее надо-то, бражки той?
– Бутылку, – сказал зна?ток и, подумав, добавил: – И махорки.
– Ох, где ж ее взять-то… Не гонит уж никто. Разве что у Ильинишны запас… Принесу я!
– А церкву покажете?
– Так вон она, тама. Тольки заколочена она уж лет этак…
– Ну, чертям, я так понимаю, оно побоку. Проверим.
Баба Клава показала хату для ночевки, сама ушла за брагой и махоркой.
– Ну шо, хлопчик, прогуляемся до церквы, на чертей глянем? – подмигнул Максимке зна?ток.
– Дядька Демьян, а на кой бражка-то?
– Проверю кой-чаго.
Церковь стояла на слякотном пятачке посередь Сычевичей; со скрипом вращался ржавый петушок-флюгер, приделанный каким-то шутником на притворе; выбитые окна храма зияли темнотой. На деревянной крыше кучковались стайкой вороны, хрипло перекрикивались в сгущающихся сумерках. Демьян обошел строение по кругу – против часовой стрелки.
– Шо там, дядька?
– Да ничога. Странно все как-то… Якая паскудь куру воровать станет? Ну она ее задавит, спортит, заставит яйца тухлые нести, но шоб красть? Ни разу такого не видал…
– Они ж сказали: черт…
– Чертям в Явь ходу нет. А вообще и впрямь интересная чертовщина тут вырисовывается.
В глаза бросились несколько смазанных следов, ведущих к выбитому окну. Демьян взглянул на толстый амбарный замок в двери, почесал голову.
– Максимка, заберешься, не?
– Делов-то! – ухмыльнулся тот и в две секунды ловко, как обезьянка, забрался через окно внутрь церкви. Додумался даже предварительно на раму набросить лежащую рядом ветошь, чтоб не порезаться об осколки – зна?ток в который раз его мысленно похвалил.
– Ну? Чаго видать? – крикнул Демьян.
– Да темно тут… Ну вот шо бачу – окурки валяются, бутылки, банки консервные вскрытые… Куски шерсти всякой…
– Шерсти? – беспокойно переспросил зна?ток.
– Ага, собачья али волчья, не ведаю…
– Слышь, хлопчик, а принюхайся – серой пахнет, не?
– Да чем тут тольки не смердит… – откликнулся удаляющийся голос ученика – тот, видать, пошел вглубь помещения.
– Максимка, ты далече не уходи! Шерсть ту понюхай – вонючая она шибко?
Вдруг Максимка тонко вскрикнул, и Демьян, сам не поняв как, оказался уже внутри заброшенной церкви; даже рук не порезал. Проморгался, привыкая к темноте. Усыпанный мусором пол, алтарь завален набок, на стенах надписи похабные. Аналой весь разломан, ступени амвона усыпаны пустыми бутылками. Бесы куражились?..
– Максимка, ты хде?
– Дядька, я видал чегой-то, – пискнул Максимка.
Демьян повернулся на голос, увидел испуганные глаза, глядящие сквозь него.
– Дядька, сзади!
Из темного угла кто-то ухнул по-совиному, и метнулась волосатая рослая тень. Ни зги не видать было в заброшенной церкви – и все же бросились в глаза обломанные рога, грязный свиной пятак и торчащие наружу зубья – наворованные у колдунов. Тень дернулась влево-вправо, но на пути стоял Демьян. Тогда нечто с силой врезалось в Демьяна, сбило с ног, опрокинуло на мусор и бутылочные осколки, огрело знатка по почкам с такой силой, что тот со стоном растянулся на полу. Одним прыжком тень выскочила в окошко, так же странно ухнув напоследок, будто издеваясь. Опираясь на трость и растирая спину, Демьян поднялся на ноги. К нему подбежал Максимка – слава богу, цел!
– Дядька, ты как? Сильно больно дал? Я его як побачил, так спужался…
– Да харе болтать, гляди, куда он убег!
Но за окном было уже никого не видать. От церкви тянулись следы копыт. А где-то вдалеке, уже на окраине опустевшей деревни, зна?ток разглядел и самого беглеца перед тем, как тот нырнул в лес. Буро-волосатый, здоровый, что твой медведь, и со свиным рылом – он на секунду обернулся, и Демьяну показалось, что он пересекся взглядом с нечистым.
– Это черт был, дядька?.. Настоящий черт?
– Да якой черт, бес разве что. А так хрен его и знает… Бесы курей не воруют. Разве что потомство ведьмино выкармливают… Да и не несутся от тебя, как со спины по хребту стукнут… – Он еще раз с гримасой помассировал бок.
– И что дальше делать будем? – Ученик едва не подпрыгивал от возбуждения. – Вы как, дядька, нормально?
– Получшей ужо… Пойдем-ка мы лучше в баньке попаримся, хлопче, я себе ушиб распарю. И покумекать надысь.
В баню Демьян долго стучался да напрашивался, но банник даже не пошумел для порядку – как вымершее все. Максимка предлагал уже так войти, но зна?ток строго предостерег:
– Тебе коли шкура дорога – ни на погост, ни в баньку, не напросившись, лезть не смей. То не людская территория, а их – навья. Мы тут гости, они – хозяева. А уж банька и подавно.
Так и стояли, пока не пришла Лексевна и не зашла в баню первой – на хозяйских правах. Зажгла электрический свет – видать, дешевый, из-за ГЭС, раз даже в лазню провели. Тогда уж и Демьян с Максимкой посмели переступить порог. После в парилке зна?ток неодобрительно гудел:
– Понавешали своих лампочек, аж нечисть поразбегалась. Нешто печи недоставало? Чаго тут глядеть-то?
Попарившись, помывшись и переодевшись в чистое (Лексевна принесла одежду своих померших на войне мужиков), сели ужинать.
Ели жареную на сале бульбу и косились зачем-то в окно: там, над мрачными Сычевичами, плыли темные облака, лаял пес на обступившую деревню чащобу леса да возвышался силуэт церквы, видный из каждой точки маленькой вёски. Стемнело рано, опустился на землю холодный мрак, и даже в хате было не по-летнему прохладно. Суседка местный на приветствие не среагировал и вообще себя казать не спешил. А может, бросил он хату вовсе – с шишигами связался да на болота сбег. Демьян без остановки натирал ушибленную бочину – у него после встречи с Хиршбеком еще плечо толком не зажило, а теперь новые побои. На столе стояла бутыль белесой бражки, рядом – махорка, в газетку завернутая.
– Дык на кой нам бражка-то? – спросил с набитым ртом Максимка.
– Прожуй сперва, а то в рот муха залетит. И слова вучи – ты як заговаривать-то будешь?
Максимка кивнул. Он уже знал, что слова бывают разные. В устах знатка, произнесенные в верном порядке, слова приобретают особую силу. Он тщательно прожевал, запил сладким чаем и спросил:
– Дядька, а где вы палец потеряли? На войне, да?
Потерев култышку на месте безымянного пальца, зна?ток промолчал и хмуро уставился в окошко.
– Дядька Демьян, – не унимался Максимка, – а якое слово самое что ни на есть дужное?
– Аминь. Как сказано – так буде, – в своей манере лаконично ответил зна?ток и поглядел на старенькие наручные часы «Победа». – Так, отрок, ты поел, ты сыт? Пора нам до лесу прогуляться.
«Як всегда – ночью», – недовольно подумал Максимка и начал собираться.
Дорога вся раскисла, что твой жур – грязь так засасывала сапоги, что, казалось, ступи не туда – и ухнешь по уши. Зато по следам беса идти оказалось довольно легко. Демьян захватил из дому свечку на блюдце и нес ее перед собой, освещая дорогу; Максимка тащил банку. Когда достигли опушки, зна?ток сказал:
– Ставь сюды, на пень прямо, – сам положил газетку с махоркой, раскрыл – чтоб запах пошел. – А сами пошли сховаемся где-нить да поглядим, что тута за дрянь такая лазит.
– И все, больше ничего делать не надо?
– Да не, не треба боле ничога. Гэта ж бес, на бражку приманится як миленький. Засекай зараз, – Демьян сунул под нос Максимке часы, тот с трудом разглядел стрелки – полпервого ночи. – Коли бесенок тут блазнит, минут через пяток прибежит бражку лакать – они до всякой сивухи охочи. А мы его клюкой по мордам!
Сели в засаде – за близлежащим штабелем полусгнивших от сырости дров. Время шло, Максимка до рези в глазах вглядывался в лесную чащу. Демьян спокойно курил махорку, по-солдатски сложив ладонь лодочкой – чтоб угольком не светить. Выполз месяц из-за туч, дав немного света. Но бес все не являлся.
– Неладное нешто здесь творится, ой неладное, – пробормотал Демьян.
– А чаго так, дядька?
– А того. Коли бес на бражку не прискакал, так одно из двух: либо бес чой-то такое творит, что не до браги ему, то ли не бес гэта вовсе. Хоть и не может быть, шоб и впрямь чего такое здоровое лазило – не могут они в Явь попасть: им притвор печки мал…
– Чаго? – недоуменно переспросил Максимка.
– А, рано тебе яшчэ такое знать, – отмахнулся зна?ток. – Ты тольки одну вещь запомни – бесенок малый проникнуть в наш мир может да дел тут натворить, они тута як тараканы всегда лазают, бывают и во-о-от такие крохотные, с твой ноготок. Но шоб такая тварь, с рост человеческий – впервые вижу! Не может быть такого! А коли и вовсе обосновался б тут черт настоящий, как бабки говорят, – тута бы на месте деревни здоровенный котлован был с ямой посередке до самого земного ядра. Не черт это и не бес.
– Кто ж тогда?
– Думаешь, мало их, тварей Пекельных? Тут хоть Сухощавого спрашивай, хотя и тот, поди, не всех ведает, а тольки самых верхних.
– А ниже там кто?
– Много будешь знать… – Демьян шутливо замахнулся для подзатыльника. – Ну-ка лучше приглядись, чуешь чего?
Максимка прислушался к себе. Он уже научился распознавать некоторые знаки в окружающем мире – то ли зна?ток сумел чему научить, то ли сам он окреп в своем умении. Там, в поле и в лесу с немцем, он и впрямь чуял нечто, что не объяснить словами; и когда у Сухощавого ждали курьера из Пекла, тоже екало так странно в глубине души. И зубы ныли. Здесь же он не ощущал ничего.
Ученик пожал плечами:
– Не-а.
– То-то же. И я ничога не чую. Пустота какая-то… – Зна?ток зевнул, почесал обрубок безымянного пальца. – Но я так и думал, хошь и видал в церкви – ну какой тут бес, право слово? Думал: будет нечисть якая, так и той тут нема…
Размышляя, Демьян чесал бороду и внимательно глядел в сторону леса, пытаясь высмотреть, что же за паскудь там такая сховалась. Максимка проследил за его взглядом, но не увидел ничего, кроме очертаний стволов елок да березок, терявшихся в темноте непролазной лесной чащи. Ничего. Нахмурившись, зна?ток кивнул своим размышлениям и промолвил:
– Ладно, хлопче, почапали спать – утро вечера мудренее. Завтре разберемся, шо тут за бесовщина творится.
Демьян проснулся ночью по малой нужде. Лежал некоторое время в темноте, глядя в потолок и слушая посапывание спящего Максимки. Наконец поднялся прогуляться на улицу до ветру, захватив табак и спички.
Ночью в Сычевичах не так уж и мрачно. С востока гурьбой катились пузатые дождевые тучи, но над деревней небо было ясным и глубоким, с россыпью мигающих звезд и щербатым полумесяцем. Свежо – зна?ток пожалел, что не надел куртку.
Он отошел в сторону от дома, расстегнул ремень на штанах. И застыл с открытым от удивления ртом, уставясь на поле между лесом и вёской.
