– Да, – сказала я. – Она… светится. Она любит вас. Очень. И она… хочет, чтобы вы отпустили её. И… отпустили себя.
Он кивнул. Медленно. С трудом.
– Я… не могу, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я не могу её отпустить. Если я отпущу… она исчезнет. Навсегда. И я… останусь один. Совсем один.
– Вы не один, – сказала я, и в моём голосе была не жалость, а сила. – Я здесь. Я… слышу её. Я… передаю её слова. Я… помогу вам ее отпустить. Если вы позволите.
Лорд Эштон посмотрел на меня. Долго. Внимательно. Как будто впервые увидел меня. Не как инструмент. Не как лгунью. А как… человека. Женщину, которая прошла через ад и всё ещё стоит на ногах. И к тому же снова пытается помочь другим. Вот я мазохистка! Сама себе удивляюсь!
– Почему? – спросил он. – Почему вы… делаете это? После всего… после того, как я… выгнал вас?
Я улыбнулась. Моя улыбка и хрипловатый смех, как у старой пепельницы.
– Потому что… я тоже потеряла всё, – сказала я. – И я знаю, как это… больно. И я знаю… что иногда… нужно просто… протянуть руку.
Он не ответил. Он просто кивнул. Ещё раз.
– Оставайтесь, – сказал он. Тихо. Но твёрдо. – Оставайтесь здесь. Пока… пока она приходит к вам. Пока… вы можете говорить с ней.
Это не было приказом. Это была… просьба. Просьба сломленного человека.
Я кивнула.
– Хорошо, – сказала я. – Я останусь.
Он снова повернулся к окну. Слёзы уже не лились, но следы остались. Он смотрел в сад. На старый дуб.
– Под тем дубом… – прошептал он, будто сам себе, – …мы построили её. Из веток. И камней. Мы запускали туда улиток… и смотрели, как они ползут. Она смеялась… так громко… так счастливо… Странно, но улитки были ей куда интересней дорогих кукол, от которых ломилась детская.
Он замолчал. Закрыл глаза.
Я молчала. Я не нарушала его воспоминания. Я просто… была.
– Я вам больше не нужна? – спросила я, глядя на лорда Эштона, погружённого в собственные мысли. – Я могу идти?
– Да, – произнёс лорд Эштон.
И я вышла за дверь. Получилось! У меня получилось! Ещё одно доброе дело…
Глава 23. Дракон
Она ушла.
Та женщина. Аннабель. С её хриплым голосом и глазами, полными такой боли, что мне хотелось отвернуться. Или… обнять. Я не знал, что хуже.
Я сидел. Держал куклу. Мою последнюю связь с Эммой. С тем, что было до. До тишины. До пустоты. До этого проклятого дома, который стал моей гробницей.
«Я не верю», – сказал я ей. Жёстко. Окончательно. Как будто это могло защитить меня. Как будто моё недоверие могло остановить боль.
Но боль не остановилась.
Она вернулась. В тот же миг. Как только дверь за ней закрылась. Она вползла в грудь, холодная, липкая, как тень. И зашевелилась.
«Скажи моему папе, что я люблю его… Чтобы он так не плакал… Пожалуйста…»
Эти слова… они звучали в моей голове. Не как голос Аннабель. А как… её. Моей Эммы. Её интонация. Её манера растягивать слово «папа». Её «пожалуйста», которое всегда звучало как мольба и приказ одновременно.
Я сжал куклу так, что фарфор хрустнул. Чешуя на моей руке вспыхнула, ответив на внутренний крик. Знак моей проклятой силы, которая не смогла защитить мою дочь.
«Она бы явилась ко мне. Не к… вам».
Я соврал. Я хотел верить, что соврал. Но… я знал. Глубоко внутри, в том месте, где ещё теплилась искра жизни, я знал. Эмма была слишком хрупкой, чтобы являться мне. Слишком чистой. Моя боль… она была бы для неё как яд. Она бы растворилась в ней, как сахар в горячем чае.
Она выбрала её. Аннабель. Женщину с разбитым горлом. Женщину, которую я выгнал. Женщину, которую я назвал лжецом.
Почему?
Потому что Аннабель… не боится боли. Она живёт ею. Я видел это, когда она пела. Она не просто дарила свет – она впитывала тьму. Она брала мою боль… и делала её своей. Это было… безумие. И отвага. И… красота.
Я ненавидел её за это. За то, что она смогла то, что не смог я. За то, что она выжила. А я… я просто… существую.
– Вон из моего дома. Вы оба, – прошептал я, вспоминая, как кричал это своей жене и её любовнику. Как смотрел на их испуганные лица. Как чувствовал… власть. Власть, которую я потерял в тот день, когда Эмма перестала дышать.
Я встал. Подошёл к окну. Посмотрел в сад. На старый дуб. Там, под его корнями, была наша «Тайная Пещера Улиток». Мы строили её вместе. Я – отец. Она – архитектор. Мы запускали туда улиток и часами наблюдали, как они ползут, оставляя за собой серебристые следы. Она смеялась. Громко. Беззаботно. Её смех был… моим миром.
Теперь там только тишина. И моя тень, растянувшаяся по земле, как пятно вины.
Я услышал шаги в коридоре. Лёгкие. Нерешительные. Я знал, что это она. Аннабель. Она шла сюда. Снова. Зачем? Чтобы снова лгать? Чтобы снова мучить меня её… присутствием?
Глава 24. Дракон
Я сел обратно в кресло. Сжал кулаки. Пусть придёт. Я выслушаю. И снова выгоню. Я должен её выгнать. Потому что если я поверю… если я позволю себе поверить, что Эмма… живёт… где-то там, в этом мире теней… то я сломаюсь окончательно. Я не смогу её отпустить. Я буду цепляться за каждое её слово, за каждое появление… как утопающий. И я утащу её с собой. В эту бездну.
Дверь открылась.
Она вошла. Медленно. Осторожно. Как будто входила в логово зверя. И… она была права.
– Я… снова видела вашу дочь, – сказала она. Её голос был ужасен. Хриплый. Сломанный. Но в нём не было страха. Только… решимость.
Я не ответил. Я просто смотрел. Ждал. Готовый к отпору.
– Она просила передать вам… кое-что. То, что знает только она… и вы, – продолжала она. Её глаза… они смотрели прямо в мою душу. Не осуждающе. Не жалостливо. Просто… видели.
Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Как будто кто-то схватил моё сердце ледяной рукой.
– Что? – выдавил я. Почти неслышно.
Она сделала шаг вперёд. Ещё один. Она стояла теперь так близко, что я чувствовал её дыхание. Чувствовал её боль. Её потерю. Её… силу.
– Тайная Пещера Улиток, – произнесла она. Чётко. Ясно. Без запинки.
Мир… взорвался.
Не снаружи. Внутри. В моей голове. В моём сердце. В каждой клетке моего тела.
Пещера Улиток.
Эти слова… они были нашими. Моим и Эммы. Никто больше. Никогда. Никто не знал. Никто не мог знать.
Я вскочил. Как будто меня ударили током. Я схватил её за руку. Не думая. Не контролируя себя. Мои пальцы, покрытые чешуёй, впились в её кожу. Горячие. Дрожащие.
– Откуда вы это знаете?! – прошипел я. В моём голосе не было ярости. Был… ужас. Глубокий, леденящий, животный ужас. – Это… это невозможно! Это знали только мы! Только я… и она! Никто больше! Никогда!
Я смотрел на неё. На эту женщину. На эту… чужую. И в её глазах я не увидел лжи. Я увидел… чудо. Последнюю, хрупкую нить, связывающую меня с тем, что я потерял. С тем, что я убил.
– Она сказала мне, – прошептала Аннабель. – Она сказала: «Скажи папе… что я люблю его. И… что я свободна. Пусть и он… будет свободен».
Свободна.
Слово, от которого у меня перехватило дыхание. Слово, которого я боялся больше всего на свете.
– Она… она действительно приходит к вам? – спросил я, и мой голос дрожал, как у мальчишки. – Она… счастлива?
– Да, – сказала она. Просто. Уверенно. – Она… светится. Она любит вас. Очень. И она… хочет, чтобы вы отпустили её. И… отпустили себя.
Отпустил себя.
Я кивнул. Медленно. С трудом. Каждое движение давалось с мукой. Потому что она была права. Я не отпускал. Я держал. Цеплялся. Как будто моё горе… было последней нитью, связывающей меня с ней. Если я отпущу… она исчезнет. Навсегда. И я… останусь один. Совсем один. В этой пустой, мёртвой клетке.
Глава 25. Дракон
– Я… не могу, – прошептал я. И это была правда. Самая страшная, самая унизительная правда. – Я не могу её отпустить. Если я отпущу… она исчезнет. Навсегда. И я… останусь один. Совсем один.
Она посмотрела на меня. Не с жалостью. С… пониманием. С той самой силой, которую я видел в ней, когда она пела.
– Вы не один, – сказала она. Её голос был тихим, но каждое слово падало, как камень, разбивая мою броню. – Я здесь. Я… слышу её. Я… передаю её слова. Я… помогу вам. Если вы позволите.
Помогу вам.
Эти слова… они были как удар. Потому что я не заслуживал помощи. Я заслуживал наказания. За то, что не уберёг её. За то, что позволил… ей… быть рядом. Моей жене. Убийце.
– Почему? – спросил я. Потому что я не понимал. Не мог понять. – Почему вы… делаете это? После всего… после того, как я… выгнал вас?
Она улыбнулась. Её ужасная, хриплая улыбка. Но в ней не было горечи. Была… сила. Та самая сила, которая позволила ей выжить после того, как её сломали.
– Потому что… я тоже потеряла всё, – сказала она. – И я знаю, как это… больно. И я знаю… что иногда… нужно просто… протянуть руку.
Я не ответил. Я просто кивнул. Ещё раз. Потому что у меня не было слов. Потому что я… просил.
– Оставайтесь, – сказал я. Тихо. Но твёрдо. Это был не приказ. Это была… мольба. Мольба сломленного, испуганного, эгоистичного человека. – Оставайтесь здесь. Пока… пока она приходит к вам. Пока… вы можете говорить с ней.
Она кивнула.
– Хорошо, – сказала она. – Я останусь.
Я снова повернулся к окну. К дубу. К нашей пещере. Я закрыл глаза. И… заплакал. По-настоящему. Впервые за полгода. Слёзы катились по щекам, смывая пыль скорби. Они были горячими. Живыми.
Я плакал не от горя. Я плакал от… надежды. От ужасающей, пугающей, слепой надежды, которую она мне подарила.
Я слышал, как она вышла. Тихо, осторожно. Как будто боялась меня спугнуть.
Я остался один. С куклой. С болью. С надеждой.
И я понял.
Я сломался второй раз. Я надеялся, что время лечит. Что однажды я отпущу ее. Смогу вырвать с кровью частичку моей души. Но нет. Я не смог.
– Ты то, что связывает меня с дочерью. То, что способно передавать ее слова… Ты бесценна, Аннабель! Если бы ты знала, насколько. – прошептал я, глядя на то место, на котором она стояла. – Амбросс!
Я произнес это громко, словно нарушив созданную мной скорбную тишину.
– Да, хозяин! – на пороге тут же возник дворецкий. – Как вы себя чувствуете? Лучше?
– Да, – ответил я, задумчиво глядя в окно. – Есть приказ. Аннабель, о которой ты мне говорил. Та, что живет у нас. Твоя задача сделать так, чтобы она никогда не покинула этот дом.
– Да, но она хочет уехать, – произнес Амбросс, а я чувствовал, что внутри меня все протестует против этой мысли.
Уехать!
Чтобы я снова потерял Эмму?
Второй раз?
