Моя зависимость
Саша Зеркальный
С недавнего времени я ощущаю лишь усталость и пустоту внутри. Мне кажется, я забыл, как дышать полной грудью и хотеть жить. Каково это, когда цели, надежды и мечты оживают? Как нужно жить, я забыл почти, который месяц шатаясь по дну. Не вижу света в конце своего длинного пути, да и не хочу идти дальше. Моя жизнь замерла в одном мгновении и не желает двигаться дальше. Я – наркоман.
Саша Зеркальный
Моя зависимость
Глава 1
Снег. Сплошной стеной белоснежные хлопья снега срываются с неба и покрывают землю ледяным одеялом. В этом году зима удалась на славу: вовремя наступила, с легким морозом и обильными снегопадами.
Раньше я любил зиму. Да и вообще все сезоны года мне казались по-своему хорошими. Что я чувствую, глядя в окно теперь? Ответ прост: ничего. С недавнего времени ощущаю лишь усталость и пустоту. Мне кажется, я забыл, как дышать полной грудью и хотеть жить. Каково это, когда цели, надежды и мечты оживают?
Голову наводняют противоречивые мысли и идеи. Как нужно жить, я забыл почти, который месяц шатаясь по дну. Не вижу света в конце своего длинного пути, да и не хочу идти дальше. Я – наркоман.
Многим кажется, что от этого можно вылечиться. Но это неправда. Бывших наркоманов не бывает, я в этом лично убедился после полугодовой терапии. Такого кошмара я никогда не испытывал прежде. Шесть месяцев меня окружала сплошная боль и до сих пор не может отпустить. Она из физической переросла в духовную, но никуда не ушла.
Я всего неделю назад вышел из психушки и опять нахожусь в приемной психолога. Да, я был в дурдоме. Это в голливудских фильмах существуют наркологические клиники и центры реабилитации, у нас же в стране наркоманов лечат в психиатрических лечебницах. Полгода ада и замутненного сознания от препаратов. Таких приходов не ловил и от героина. Но надо отдать им должное – без них я бы сдох.
– Павел Сергеевич? – отвлекает меня от мыслей приятный женский голос. Я отворачиваюсь от окна и смотрю на улыбчивую помощницу врача. – Максим Борисович готов вас принять.
Я молча киваю и прохожу в открывшуюся передо мной дверь. Секретарша идет следом и несет какие-то бумаги. Кабинет психолога напоминает обычную комнату с двумя креслами у окна, мягким диваном, высокими цветами в кадках по углам, картинками с абстракциями и широким столом, заваленным бумагами.
О своем враче я знаю ровным счетом ничего, кроме имени. Это статный темноволосый мужчина в прекрасной спортивной форме с проницательными серыми глазами и обаятельной улыбкой. Он представляется и предлагает присесть. Я выбираю кресло у окна. Максим Борисович садится напротив и открывает папку. Стараюсь делать вид, что мне все равно, но ощутимо нервничаю. Снова осматриваю кабинет, краем глаза замечая, что психолог заинтересованно на меня поглядывает.
– Сами согласились на лечение? – нарушает тишину он.
– Да, – хрипло отвечаю и откашливаюсь. Принимаю отстраненное выражение лица и спрашиваю: – Что положено делать?
– Будем с вами сидеть и разговаривать, – отвечает Туманов и откладывает папку с бумагами.
– О чем?
– О чем хотите.
– Начать ныть про свою никчемную мать? – усмехаюсь я и отворачиваюсь к окну. Спокойствие врача раздражает. Пальцы сами собой начинают царапать обивку кресла.
– Вы хотите ныть про свою мать?
– Могу рассказать, как у меня умерла рыбка, когда мне было пять.
– Если хотите с этого начать, пожалуйста, – разводит руками Туманов и улыбается. Мне кажется, что он издевается. Подавляю желание встать и уйти отсюда подальше.
– Со мной много всего случилось в жизни, откуда мне знать, с чего начать? – резко отвечаю я, повысив голос.
– Уверяю вас, важно все. Вы сумма всего того, что с вами случилось. Да, какие-то события важнее других, но чтобы выяснить, какие именно, нужно говорить. Расскажите для начала, о чем вы думаете? Чего хотите?
Я молчу. Этот вопрос я сам себе задаю долгое время. Пожалуй, лучше всего будет постараться заглянуть в самую душу, прекратить врать себе и окружающим, перестать делать равнодушный вид. В горле пересыхает. Опускаю глаза на свои дрожащие пальцы и отвечаю непослушным языком:
– Я хочу выздороветь. Хочу быть счастливым.
– Быть счастливым – отличная цель! – согласно подхватывает психолог и закидывает ногу на ногу, словно готовится к долгому разговору. – Немногие пациенты могут так быстро и чётко её сформулировать.
– Буду гордиться до пенсии, – язвительно замечаю.
Туманов хмыкает и что-то пишет у себя в блокноте. Затем отрывает страницу и протягивает мне. Это рецепт на лекарства. Ну а как же, мало меня пичкали в больнице. А врач продолжает, словно не замечает моего угрюмого выражения лица:
– Теперь нужно понять одно: как отсюда вам добраться до счастья.
– Антидепрессанты? – резко обрываю его я. – Это ваша гениальная метода?
– Не стоит игнорировать подручные средства. Считайте, что это лекарство от психологической боли. Я знаю, вы дизайнер. Думаете, таблетки притупят разум и вас перестанут посещать гениальные идеи?
– Будь Ван Гог вашим пациентом, он бы, вероятно, начал писать банальности вместо шедевров.
– Он бы дальше продолжал вдохновенно рисовать ночное небо, но не в палате психбольницы, – весомо отвечает психолог. – У него остались бы два уха, и жизнь стала бы счастливее. Знаю, все это нелегко, но вам нужно попытаться довериться, а я постараюсь помочь.
Довериться постороннему человеку не самый плохой вариант из тех, что у меня есть. К тому же за те деньги, которые я заплатил за сеанс, грех молчать и глупо упрямиться. Я думаю, с чего начать рассказ о себе. С рождения? Приема наркотиков или отказа от них? В последнее время мне часто выпадает возможность рассказать о себе, потому я решил начать с матери. С той суки, которая не смогла удержать себя в трусах и не вовремя залетела.
Глава 2
– Я родился, когда моей матери было семнадцать, – с брезгливостью в голосе и кривой ухмылкой начал я. – Она едва окончила школу и собиралась поступать в институт. У нее резус-фактор отрицательный, поэтому меня, вопреки ее желанию, пришлось сохранить. Своего отца я не видел никогда, да и мамаша вряд ли его помнит. На какой-то тусовке он отымел ее пьяную и свалил. Она, уверен, и молоком меня не кормила, боясь испортить форму груди. В общем, вы поняли, что ей было не до меня.
Воспитанием занималась бабушка. Святой человек. Она со мной гуляла, кормила, учила ходить, играла, купала, еще и за непутевой дочерью успевала следить. Я мать свою с трудом вспоминаю. Знаю одно, она меня ненавидела за сам факт существования. Разумеется, я маленький этого не понимал, всегда радовался ее приходу домой, помню, как ждал ее и спрашивал бабушку, когда она придет.
На первое сентября в первом классе все дети были с родителями, а я нет. Смотрел на остальных с завистью и обидой. Злился на бабушку и просил не ходить со мной в школу. Той ночью мать пришла поздно, с какой-то пьянки, и бабуля устроила ей трепку. Толку от этого, понятное дело, не было, зато я осознал, что не нужен ей.
Учился хорошо, без всяких преувеличений. Мне легко давались точные науки, география и история. Но больше всего нравилось рисовать. Бабушка отдала меня в художественную школу. Не знаю уж, где она на все это деньги брала, но ходил я во все понравившиеся секции. Мать постоянно ее упрекала в излишнем транжирстве, говорила, что мне это не нужно, особенно искусство, я же мальчик. Но мне кажется, что эти переживания были скорее связаны с прекращением финансирования ее разгульной жизни.
Увы, счастливое детство продлилось недолго: у бабушки случился инфаркт, и ее забрали в больницу. Эти дни я помню отчетливо, как и ту ненависть, которая исходила от матери. Она не то что проверить мои уроки не хотела, даже кормить меня было непосильной ношей. Тогда я узнал, что такое дешевые яичные макароны и «голый» чай. До сих пор не могу питаться подобным. Лучше буду голодать.
Когда бабушку выписали, она выглядела постаревшей и уставшей. Но матери было все равно, она не собиралась за ней ухаживать, у нее жизнь била ключом – появился какой-то хахаль, который решил забрать ее с собой в Москву. Она и уехала. Вернулась спустя полгода на похороны бабушки. Второго инфаркта та не пережила. Мне исполнилось восемь. Брать меня с собой в столицу оказалось накладно, да и сожитель не горел желанием делить жилплощадь еще и со мной. Поэтому меня сдали в школу-интернат. Типа детдома, только за мое содержание нужно было платить, – я усмехаюсь своим воспоминаниям и смотрю в упор на врача. – Представляете, она была готова платить, лишь бы я был подальше от нее!
– Каникулы вы проводили с матерью? – интересуется Туманов и делает какие-то пометки в блокноте.
– Нет. Я ее не видел вплоть до выпускного. Там находилось много таких детей, как я. И мы завидовали тем, кого забирали на праздники и каникулы. Персоналу плевать на воспитанников, поэтому большую часть дня мы предоставлялись сами себе, сколачивали банды, устраивали дедовщину. Я и мой друг Илюха были заводилами. Однако учебу я не запускал – всегда интересовался новым, и рисовать продолжал, хоть и без руководителя.
Окончил школу без медали, но достаточно успешно, чтобы пробовать поступить в вуз. Матери пришлось возвращаться, потому что я был еще несовершеннолетний. К тому моменту кавалер у нее поменялся, но деньги также водились. Чтобы я поступил и окончательно оставил их в покое, за меня дали кому-то в приемной комиссии на лапу и впихнули на бюджет в архитектурно-строительный институт на специальность дизайнера архитектурной среды. Поселился в общаге, рядом с университетом. С тех пор я мать не видел никогда
Эта кукушка решила, что выполнила с лихвой родительский долг, не звонит и не пишет, хотя номер телефона я не менял. Безусловно, обидно и я этого не скрываю. Хотелось всю жизнь иметь нормальную семью, но, видимо, не судьба.
Так как денег мне взять было неоткуда, кроме стипендии, я учился на «отлично». И это легко сделать, если не прогуливать занятия. Зарабатывать на курсовых по специальности я начал с первого семестра. Взял в кредит компьютер, достаточно мощный, освоил несколько программ по онлайн-курсам и делал проекты всем желающим однокурсникам, а также учившимся старше. А на третьем курсе написал пару дипломов архитекторам и дизайнерам. Это было несложно.
В то время у меня появился настоящий друг, Сашка. Он жил в комнате рядом и тоже промышлял курсовыми. Мы конкурировали иногда, но в результате поняли, что лучше объединить силы и сделать что-то большее, чем дипломные работы. Мы решили открыть свою фирму. Программу, в которой работали, тогда еще никто не знал в нашем городе. Изображения объектов получались фотографического качества, от реального фото почти не отличить. Этим мы и пользовались. Начали с малого – открыли сайт, делали эскизные проекты коттеджей, и параллельно, для удовольствия, выкладывали фото придуманных интерьеров.
Сказать откровенно, бизнес шел вяло без рекламы, а деньги на нее скопились лишь к концу первого года работы. Мы хотели шарахнуть со всех направлений: интернет, местное телевидение, билборды, баннеры. Это принесло плоды. Но мы столкнулись с очередной задачей: изготовление деталей интерьера. Партнерство с поставщиками отделочных материалов и текстиля – не проблема, вместе с тем хороших мебельщиков найти тяжело. Мы случайно набрели на одну захудалую мастерскую, которая держалась из последних сил на паре клиентов, но качество мебели – исключительным. Мало того, они еще и ковкой занимались. Мы удачно прибрали их к рукам, и дело пошло. К окончанию университета у нас был стабильный бизнес и элитные клиенты: заказать дизайнерскую отделку могут себе позволить не все.
Глава 3
Я замолкаю, чтобы перевести дыхание, и улыбаюсь приятным воспоминаниям. Как же тогда мы были счастливы. Постоянно зависали в офисе, отдаваясь работе, боялись потратить лишние деньги на личные нужды, снимали квартиру одну на двоих. Но со временем осознали, что прибыли достаточно не только, чтобы купить себе по новой машине (хотя я предпочел мотоцикл), но и по отдельному жилью. Сашка обзавелся семьей. Недавно родился сын. А я…
– Когда вы начали принимать наркотики? – отвлек меня от мыслей психолог.
– Очень рано, – припоминаю я, углубляясь мыслями в прошлое. – Да. Я же говорил, что бо?льшую часть времени в интернате мы были предоставлены сами себе и легко выходили за его пределы. У моего друга, Илюхи, было много друзей среди местных ребят, дома которых располагались по соседству. В их числе был и барыга – травку по району распространял. Я не особенно в это вникал, слышал краем уха. А однажды вечером Илья предложил заглянуть к нему, мол, как раз должна быть свежая партия. Я и согласился.
Его все звали дядя Рома, барыгу этого. По возрасту ненамного старше нас. Он жил в многоподъездной десятиэтажке, каких много в нашем городе. Мы поднялись на последний, чердачный этаж. Там была лифтерная, закрытая на амбарный замок, и решетчатая дверь в техническое помещение. Один угол ее давно отогнули, туда мы и проползли. Выход на крышу тоже оказался открытым, к нему вела металлическая стремянка, но мы пошли вглубь чердака, по бетонному полу, покрытому смесью цемента, песка и пыли.
На трубах отопления, обернутых теплоизоляцией, и расположился дядя Рома с еще тремя парнями. Нас они встретили как старых друзей и принялись торопливо распаковывать свои богатства. Сухая конопля оказалась завернута в большой лист газеты. Ребята восхищались ее количеством, а я стоял в стороне и равнодушно за ними наблюдал.
Из укромного уголка достали некое приспособление из бутылок, с помощью которого и употребляли травку, – рассказываю я и пытаюсь руками изобразить форму пластикового устройства. При этом с интересом поглядываю на психолога. Обычно людям из моего окружения не надо объяснять, что это такое, они понимающе начинают кивать и улыбаться. Туманов же был сосредоточен и внимательно слушал. Я описывал специфику, последовательность действий, а тот задавал вопросы и даже попытался зарисовать предмет.
– А разве из нее не сигареты делают? – решил уточнить психолог.
– Так расход большой, вся фишка травки в дыме.
– Что вы почувствовали в первый раз?
– Ничего, – отвечаю я и вижу удивление на лице Максима Борисовича. – Абсолютно ничего. Друзья хихикали, прикалывались, а я продолжал за ними наблюдать. Они утверждали, что меня «конкретно убило», но я лишь пожимал плечами. А во второй раз у меня это получилось. Первое, что ощутил, это давящее чувство в голове и груди. Сознание замутилось. Пространство вокруг начало покачиваться, но на душе стало легко и весело. С алкоголем сравнить не получится. После водки ты пьяный и все. От травки же было подобие контроля. Меня не тошнило, не шатало, не тянуло драться и что-то кому-то доказывать. Хотелось молчать и улыбаться.
Когда родителей дяди Ромы не было дома, мы собирались у него и отрывались. Смотрели фильмы, устраивали танцы, изредка играли в монополию. И ежу ясно, что все это было не бесплатно. Взамен на кайф мы должны были покупать еду и приводить девушек, кроме моментов, когда хотелось побыть мужской компанией.
Роман – невзрачный и ограниченный парень, со странной прической и плоским юмором, но пьяные девушки не особо разборчивы и готовы были раздвигать ноги и перед таким, как он. Этим Роман и пользовался. Меня же это мало интересовало. Большую часть времени на проводимых тусовках я рисовал, сидя в дальнем углу. Рисовал все, что видел: друзей, девушек, люстру… Иногда пил пиво в компании Ильи на кухне.
Мне казалось большой удачей, что у меня есть верный друг, который, вместо того чтобы кувыркаться с телками за стеной, остается со мной. Но однажды он предложил мне подняться с ним на крышу и не париться в квартире под звуки музыкальных басов и стонущих девиц. Я не стал возражать. Было лето, духота, вокруг шумно, а хотелось тишины и покоя.
Мы поднялись на последний этаж и вылезли на крышу. Солнце село за горизонт, оставляя за собой красные отблески, а на небе красовались первые звезды. Теплый ветерок трепал наши волосы и футболки. Мы стояли у парапета и смотрели на город. Машины и людская суета казались далекими и совершенно нас не касались. Я чувствовал себя свободным и счастливым.
Внезапно Илья коснулся моей поясницы и уткнулся носом в плечо. Я повернулся к нему и наткнулся на умоляющий взгляд. Илюха был симпатичным парнем: белобрысый, со спортивной фигурой и аккуратным задом. Его глаза бегали по моему лицу, то и дело останавливаясь на губах. Каким-то шестым чувством я понял, чего он хочет, наклонился и поцеловал его. Это был мой первый в жизни поцелуй.
Глава 4
Я задумчиво замолкаю и наблюдаю, как психолог что-то строчит в своем блокноте. Его лицо по-прежнему спокойно, и я мысленно усмехаюсь. Или он повидал на своем веку достаточно геев, или настолько сдержан, что никаким эмоциям не дает выхода.
– Вас не смущает, что я гей? – насмешливо задаю вопрос я.
– А должно? – отрывает он глаза от блокнота.
– Обычно людям это неприятно.
– Нетрадиционная ориентация – не патология. Вас это беспокоит? Мы можем это обсудить.
– Нет, я привык. К тому же в моем окружении большинству все равно.
– Тогда продолжим? Илья стал и вашим первым любовником?
– Да, – киваю я, улыбаясь теплым воспоминаниям. – С того дня мы часто проводили время на крыше. Целовались, любовались городом и болтали обо всем и ни о чем. Илья начал своеобразно ухаживать за мной. Без всяких цветов, разумеется, то конфеты где-то раздобудет, то лишнюю котлету за обедом мне подложит, в маршрутках за меня платил и прочие мелочи.
Однажды вечером я заметил, что он сильно нервничает. Намечались обычные посиделки у дяди Ромы, собиралась привычная компания, но Илью это не особенно интересовало. Он постоянно поглядывал на часы и краснел, встречаясь со мной взглядом. Я догадывался, что он что-то задумал, но не представлял, что именно, пока не оказался с ним на крыше. На прогретом солнцем рубероиде был расстелен мягкий плед, рядом стояла бутылка шампанского с парой пластиковых стаканчиков, лежала пачка презервативов и тюбик смазки. Я все понял без слов и привлек к себе Илюху.
Мой первый сексуальный опыт был сложным и познавательным, но с тех пор мы стали настоящей парой. Я любил его так сильно, насколько мог. Само собой, наши отношения хранились в секрете. Летом мы бегали на крышу, зимой прятались по подъездам и занимались сексом. Я, наверно, никогда не смогу забыть ту любовь, которую он мне дарил, его улыбку и смех. И его рыдания в день расставания. За ним из Владивостока приехал отец. Он моряк дальнего плавания, без жены и родителей. Оставил сына в родном городе, а сам работал. Я знаю, что он часто звонил Илье, пересылал деньги, приезжал по возможности. Он помог сыну поступить в военно-морское училище там, во Владике. Мы старались держать связь, но не получилось.
Зато дядя Рома никуда не делся, и из всех друзей у него остался бессменный я. Время шло, мальчики росли и разбредались, а я оставался верен нам обоим. Только наркотики менялись. Мы пробовали и грибы, и разные колеса, кокаин и многое другое. Когда у нас с Саней начались напряги из-за бизнеса, требовалось периодическое снятие стресса. Напиваться с другом в клубах весело, но наутро всегда было плохо и требовалось время на восстановление. То ли дело наркотики! Кайфа много и на следующий день свежий и бодрый как огурец. Однажды Ромка предложил попробовать героин. Ясен пень, сильно разбавленный, попавший к нему через десятые руки, но эффект был колоссальный.
Я ощутил приятную волну, которая захватила все тело. Затем, мне казалось, что мир заиграл иными красками, более насыщенными и смелыми, я почувствовал настоящий восторг и эйфорию. Действие у него длительное, но и после его окончания появилась небывалая бодрость и легкость, прилив сил и я готов был горы свернуть. Дядя Рома смекнул, что «белый» пришелся мне по душе, и мы начали искать выходы на крупных барыг, все плотнее подсаживаясь на порошок.
