– Но он не виноват в смерти твоей мамы, – уверено сказал Эрни.
– Он таскает женщин в этот дом. Это место, где все еще жива ее душа, а он так просто оскверняет ее! – вспыхнула я. – Были бы еще женщины нормальные, но все они – дуры редкостные! К тому же абсолютно лишены вкуса.
Эрни рассмеялся.
– Не думаю, что способность подбирать аксессуары определяет человека.
Я встала и накинула на плечи джинсовую куртку.
– Поверь мне. Определяет.
Из-за слез на моем лице появилась маска панды, тушь растеклась, тени размазались, увидев это в зеркале, я еще и побелела от досады как чертово Кентервильское привидение[1].
Самое время привести себя в порядок и отправиться туда, где мое сердце начнет биться заново.
***
Я медленно прохаживалась вдоль деревянных стен, наслаждаясь тишиной, разбавляемой лишь лошадиным фырканьем. Раннее солнце заливало своим светом все пространство.
У входа располагался стенд с фотографиями и наградами. В центре была фотография с какого-то очередного состязания: девушка блондинка с длинной косой в экипировке темно-синего цвета верхом на лошади. Это была моя мама. Как много было заключено в этом фото: сила, грация, скорость. Она занималась конкуром и весьма преуспела в этом, о чем свидетельствовали все эти медали. Но после моего рождения она оставила это.
Это место отец подарил моей маме в честь моего рождения. Я и эта конюшня были самыми дорогими вещами в ее жизни по ее словам, ведь мама любила лошадей и любила свою единственную дочь.
Держаться в седле я научилась раньше, чем ходить.
В конюшне Эвансов все кони содержались в просторных денниках[2]. Всего таких денников было четырнадцать штук, по семь с каждой стороны вдоль вытянутого по форме деревянного здания. За денниками располагался амуничник[3].
Когда мне было три года, родители подарили мне Спаркл – маленького Шетландского пони[4]. Он стал моим другом, с которым я проводила очень много времени, но, к сожалению, умер год назад из-за болезни.
Именно Спаркл стал тем, кто вселил в меня любовь к этим животным. Я решила заниматься верховой ездой, и конюшня превратилась в маленький конный центр. Теперь здесь был рабочий-конюх, часто заглядывал ветеринар, а еще работал тренер. Поэтому позже к строению добавилась лестница на второй этаж и комната отдыха для персонала.
Однако приблизиться хоть немного к триумфу, который в свое время испытала моя мама, у меня не вышло. Верховая езда была для меня только лишь любимым хобби. Отцу не нравилось, что мое увлечение пускает такие глубокие корни, конкур по его мнению был бесполезным занятием. Куда лучше энергетическая отрасль.
Занятие энергетикой, однако, не мешало ему самому увлекаться скачками. Он покупал породистых жеребцов, с которыми занимались тренера, и его подопечные регулярно участвовали в состязаниях. Некоторые из наших лошадей были настоящими чемпионами и брали призовые места в соревнованиях. Как, например, Герцогиня.
Услышав недовольное пыхтение, я подошла к первому деннику. Моя рука легла на рыжую мордочку. Она скинула мою руку, утыкаясь в нее носом. Ноздри под моими ладонями затрепетали, Герцогиня заржала, ведь узнала меня. Приветственное фырканье сменилось нетерпеливым притопыванием: она хотела на волю.
Герцогиня обладала не самым мягким нравом, однако легко шла на контакт, была гибкой, изящной и сговорчивой: самая настоящая леди. Обладательница десятков наград, чемпионка, а еще самая быстрая девочка Юты позапрошлого года.
Я поцеловала сухой лошадиный нос, запах сена, дерева и лошадиной кожи наполнил мои легкие. Скоро начнется сезон скачек, но Герцогиня участвовать в них уже не будет. В свои шесть лет, она выходит на пенсию. И хотя она больше не сможет завоевывать сердца любителей скачек, у нее навсегда останется мое сердце, ведь Герцогиня мой самый лучший друг.
– Пора прогуляться. Но подожди минутку, пойду переоденусь.
Я продвигалась в сторону комнаты-амуничника, иногда останавливаясь у других денников и даря чуточку ласки каждому из своих друзей: пятнистому чемпиону по кличке Тофи, серому с черной гривой Дэшу и мускулистому Рибэл, шкурка которого имела благородный шоколадный оттенок.
Самый последний денник принадлежал Рейджу. Я рассчитывала услышать стук копыт и громкое фырканье, которое призывало бы немедленно выпустить его, но услышала лишь тишину. Посмотрела на другие денники, где располагались лошади Фостеров, но Рейджа не было. Черная Ярость пропал.
Быстрым шагом я направилась к большому выходу из конюшни, который вел к леваде[5], где обычно гуляли наши лошади, и тренировочному полю.
Неужели вчера кто-то оставил Реджи ночевать на улице?
Солнце поднималось из-за горизонта и слепило меня, но черное пятно в леваде мне удалось заметить сразу. Мурашки пустились по всему моему телу, в какой-то момент я поймала себя на мысли, что даже не дышу. Моя Черная Ярость гарцевал на месте, его густая грива развевалась на ветру, на черной шкурке виднелись блики солнца. Из-под копыт коня поднималась пыль, он гордо изгибал шею, как бы предупреждая не подходить к нему. Даже отсюда я слышала его угрожающее пыхтение и топот, а все потому, что рядом с ним был Джефри.
Фостер в одних голубых потертых джинсах, чуть согнувшись, медленно приближался к Рейджи, явно намереваясь укротить жеребца. Светлая шевелюра Джефри была растрепана, под влажной кожей, поблескивающей на солнце от пота, перекатывались мышцы. Он был грязным, в песке, а значит, не раз за это утро был опрокинут Рейджи на землю.
Я не могла оторвать от них взгляда, движения Фостера, как и поступь Рейджи завораживали, заставляли следить за ними, затаив дыхание. Это было похоже на яростный танец, который мог в любую минуту перерасти в сражение. Джефри позволил своему нутру вырваться на волю, и сейчас я даже не могла сказать, кто больше из них был похож на дикаря.
Фостер с самого детства был таким. Грязный, в рваной одежде и с разбитыми костяшками пальцев, ведь в очередной раз успел ввязаться в драку. Я помнила, как он прищуривал глаза, замечая меня поблизости, и никогда не могла понять, что в такие моменты происходило в его голове.
Я прикусила губу от волнения, когда заметила, как он приблизился к Рейджи и положил руку на его нос. В этот момент я всерьез испугалась за Фостера. Один удар Реджи может оставить самоуверенного придурка инвалидом, если вовсе не отправить к праотцам. Но Рейджи замер, не оттолкнул его, не пустился в бега, не лягнул копытом, он будто врос в землю, предвкушая следующие действия Фостера.
Мне снится это? Джеф только что коснулся коня, который в прошлом году сломал тренеру Олсену два ребра? Даже ветеринару приходилось вводить Рейджа в седацию перед осмотром. И сейчас Ярость так просто позволил себя коснуться?
Я не могла поверить своим глазам.
Фостер ведь даже не был профессионально-обученным наездником. Джефри с детства питал страсть к лошадям, постоянно отирался у конюшни. Однако тренироваться, как я, он никогда не хотел. Ему не нужны были тренера и инструкторы. Он общался с теми лошадьми, с которыми ему позволялось это делать. Мог пропадать в конюшне с утра до ночи, полностью наплевав на правила.
Но спокойствие Рейджи испарилось так быстро, словно его и не было вовсе. Конь вдруг дернул головой, и начал неконтролируемо размахивать копытами, стараясь отогнать от себя Джефри. Фостер отшатнулся, запнулся о песок и перекатился, оказываясь на безопасном от коня расстоянии. На лице его показалось такое искреннее недоумение, что я едва не рассмеялась в голос.
Я уже говорила, что наравне с заносчивостью и неясно откуда взявшейся надменностью, Фостер был крайне самоуверен. И в этот раз. Узнав о том, что жеребец теперь принадлежит его отцу, Фостер решил, что непременно справится с ним.
Как же глупо.
Но если он желает отбить свою задницу и получить отпечаток подковы на самодовольной роже, на счастье, разумеется, то я постою в сторонке и с превеликим удовольствием понаблюдаю за этим.
Я развернулась и направилась к амуничнику, Герцогиня ждала меня.
– Барбара, как сама? – Услышав голос Джуда, я остановилась и медленно обернулась. Конюх стоял у входа, запрятав большие пальцы за пояс джинсов и ремень с огромной металлической пряжкой. Красная клетчатая рубашка на нем была заправлена в джинсы, на голове была ковбойская шляпа – стандартный прикид, в котором он считал себя неотразимым. А я в такие моменты задумывалась, не является ли Джуд случайно фанатом Блейка Шелтона[6].
О нет, в моей голове заиграли навязчивые мотивы кантри.
– Ты опоздал, если бы здесь был мой отец, он бы немедленно тебя уволил.
– Да расслабься, твой предок сюда носа не сует вне скачек, – отмахнулся Джуд.
Я сложила руки на груди, надвигаясь на конюха.
– Зато я сую, лошади уже должны быть в леваде. – С громким фырканьем Джуд направился к денникам. – Герцогиню не трогай.
В амуничнике я подошла к своему шкафчику, где стопочкой лежали мои чистые вещи и быстро переоделась. Для конных прогулок у меня было несколько комплектов одежды. Сегодня я выбрала самый удобный. Белая эластичная ткань штанов плотно облегала мои ноги, синий свитер из натуральной пряжи был идеален для тренировок, не сковывал движения, и хорошо пропускал воздух, на ноги я надела ботинки из черной кожи с белыми вставками, волосы собрала в высокий хвост.
После смены одежды, я подошла к деннику Герцогини и выпустила ее. Накинула на нее белый вальтрап[7], следом амортизатор, расположила седло и принялась затягивать подпругу[8] с обеих сторон, не сильно, пока только выравнивая седло. Затем я запрыгнула на лошадь, проверить удобно ли мне, и удобно ли Герцогине, не упирается ли ей край седла в лопатку, не зажало ли кожу рядом с подмышкой.
Последний штрих! Герцогиня любила косички, поэтому я спрыгнула с нее и принялась заплетать густую гриву.
– Сегодня у меня весь день свободен, мы могли бы погулять у озера, – шептала я, доплетая последнюю косичку.
Я развернулась, собираясь уходить, но тут же вскрикнула от страха, ведь не ожидала в полуметре от себя увидеть Джефри.
[1]Кентервильское привидение – персонаж одноименной сказки англо-ирландского писателя Оскара Уайльда.
[2] Денни?к – отдельное просторное стойло для крупного домашнего скота (чаще – для верховых лошадей в конюшне).
[3]Амуни?чник – помещение для хранения амуниции для занятий верховой ездой.
[4] Шетландский пони – шотландская порода пони, происходящая с Шетландских островов на севере Шотландии.
[5] Левада (паддок) – загон для выгула лошадей.
[6] Блейк Шелтон – американский исполнитель кантри.
[7] Вальтрап – покрывало, надеваемое под седло для защиты спины лошади.
[8] Подпруга – широкий ремень, затягиваемый под брюхом лошади и служащий для укрепления седла.
Глава 7
Барбара
Сердце зашлось в сумасшедшем ритме, больно ударяясь о мои ребра, не сдержав порыва, я коснулась своей груди рукой.
На кой черт он подкрадывается ко мне?
Джефри стоял в одних потертых «ливайсах», привалившись плечом к кованой дверце денника. На его шее не было цепочки, а меня все еще съедало любопытство. Что он мог повесить на цепочку? Может там какой-то талисман вроде клевера? Хотя Фостер не из тех, кто верит в подобные вещи.
– Привяжи к своей шее колокольчик, чтобы он звенел каждый раз, как ты вздумаешь снова подкрасться ко мне, – недовольно бросила я, складывая руки на груди.
И в очередной раз мне досталось вскидывание брови. Что это значит? Он недоволен, или злится, или не понимает смысл моих слов? А может, у него нерв защемило? Этот кретин вообще умеет улыбаться, или эта способность не была заложена в его ДНК?
Он положил ладонь на нос моей лошади, а та – предательница, даже не подумала лягнуть его своими копытами, стояла, подначивая почесать ее мордочку. Именно этим Джефри и занялся.
– Привяжи к своему большому рту кляп, чтобы не болтать лишнего, – не глядя на меня, ответил он.
Большой рот. Это не самое обидное прозвище, вылетавшее из его уст за все эти годы, но определенно неприятное.
Ярость поднималась из самого центра груди, что, думаю, ясно читалось в моих глазах, которыми я надеялась проделать дырки в его большой и самодовольной голове.
– Надеюсь, ты подавишься своими словами, – огрызнулась я. – И перестань трогать мою лошадь!
Кончик его языка скользнул по нижней губе, привлекая к этому действию все мое внимание. Я старалась держать взгляд прикованным к его лицу, но за какую-то долю секунды проиграла эту битву. Бегло оглядела стальные кнуты мышц его широкой обнаженной груди, крепкий пресс из восьми кубиков, над которым явно работали не один день, и остановилась на поясе джинсов и поперечных мышцах его живота. Кожа Фостера была влажной от пота и грязной от валяния в песке.
Ну что за неандерталец?
Сегодня было непривычно жарко, но не настолько, чтобы разгуливать полуголым.
– Ты сегодня особенно злая, может, просто нуждаешься в том, чтобы тебя тоже погладили? – издевательски склоняя голову набок, спросил он.
Я задохнулась, вдыхая так яростно, что, казалось, мои легкие не выдержат и маленькие альвеолы полопаются от давления.
– Вот еще!
У меня никак не получалось оторвать ноги от пола и отойти от него хоть на миллиметр. Запах жженого сахара, табака и лайма наполнил мои легкие, а еще тонкие нотки чистого мужского пота и пыли. Странная волна тепла пронеслась по всему моему телу, останавливаясь в самом низу, заставляя меня смутиться, почувствовать себя виноватой и отойти на шаг от него, чтобы не находиться в этом дурманящем облаке энергии Фостера.
– А я предлагал, – безразлично бросил он.
Иисусе.
Вот, как это работает. Чтобы получить женское внимание, ему не нужно было делать ни-че-го. Достаточно снять футболку и изваляться в грязи. Сотни девчонок выстроились бы в очередь, чтобы слизать эту грязь с его кожи.
– Я знаю, что теперь Рейдж принадлежит твоему папе, но очень глупо позволять тебе дурачиться с ним. Этот конь опасен, в два счета может отправить тебя в нокаут.
– Отец не знает, что я взял его.
Я закатила глаза.
– Ну, естественно, как обычно пренебрегаешь всеми правилами. Ты явно переоцениваешь свои возможности. Мой совет, держись подальше от Рейджи.
– Во-первых, я не спрашивал советов у кого-то вроде тебя. Во-вторых, не равняй меня по себе.
Я задержала взгляд на его губах.
– И что это значит? – непонимающе спросила я, возвращая свой взгляд к его глазам.
– А то, что ты всегда была трусихой, которая боялась ослушаться папочку, – пожал широкими плечами он.
И это моментально подняло волну гнева в моей груди.
Я вовсе не трусиха.
Пришлось отвернуться от него, чтобы случайно не сорваться и не заехать ему локтем в живот. В сотый раз я принялась теребить заплетенную гриву Герцогини.
– Что ты вообще стоишь здесь, разве у тебя нет занятий поинтереснее? – грубо спросила я.
– Например?
– Например, твои подружки. Знаешь, и я никак не могу понять, почему ты привез двоих? У тебя где-то припрятан еще один член? Или у одной из них есть член?
– Боюсь, ты слишком мала, чтобы посвящать тебя в подробности моей личной жизни, – спокойно ответил он.
Я убеждала себя, что подробности его личной жизни не нужны мне, но на самом деле мою грудь разъедало любопытство.
Стоп. Что он сказал? Снова попрекнул меня моим возрастом?
