Я ничего не понимал и ушам своим не верил. Тут никто меня толком не знал, почти ни с кем из принимавших участие в матче я и не разговаривал, был достаточно тихим и незаметным. Естественно, оставаться незамеченным после моей фатальной ошибки было бы трудно, но с какой стати меня вот так сразу оскорбляют за спиной?
– Он это лично тебе сказал?
– Нет, когда они на поле обсуждали кого взяли, а кого нет, он это среди остальных говорил. Они слышали. Я тоже там стоял.
– Ясно.
Выяснив последнее, что меня интересовало, я резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пробежался к полю во время их игры. Я подбежал к владевшему мячом Хусейну и, подставив ногу, помешал ему отдать пас. Я взял мяч в руки, подбросил его и со всей силы пробил по нему ногой, запустив далеко от поля.
– Э-э-э! – загудели ребята.
Я направился к недовольно разведшему руки Бауди, а парни вокруг, почувствовав, что что-то намечается, посеменили ближе ко мне. Я собирался спросить его о том, что услышал и поначалу надеялся, что он станет отнекиваться. Однако наглая ухмылка, обнажавшая кривые белые зубы на чуть выпирающей нижней челюсти и пустой, стеклянный взгляд глубоко посаженных глаз-бусинок над длинным острым носом сразу сигнализировали мне о том, что нормального ответа мне от него не дождаться. Он выглядел как хулиган, как бывалый хулиган. Он был практически лысым, но летом многие брили голову, надеясь не перегревать ее на сильнейшей жаре.
– Я тут услышал, что ты меня обозвал. Это правда?..
Бауди ответил настолько быстро и хлестко, что почти перебил меня:
– Да, правда. Я сказал, что тренер, походу, твой отец, раз он взял тебя. Иначе даже не знаю, что здесь делает такой кусок дерьма.
Этого хватило. Я налетел на него так стремительно, что никто, включая его самого, не успел и глазом моргнуть. Сцепившись с ним в подобии вольной борьбы и почти повалив его на землю, я думал лишь о том, чтобы не бить его по лицу и не трогать его голову. Он весил достаточно больше моего, чтобы не свалиться под моим натиском, и потому я стал выбрасывать кулаки ему в живот, отчего он как-то странно хихикал. Мне на мгновение показалось, что он умалишенный, потому что его реакция была очень странной. Он вел себя точно ребенок, которому удалось довести старшего брата. Конечно же, на нас накинулась толпа, пытаясь разнять.
– Это ты дерьмо, понял?! – вопил я, продолжая молотить его по животу.
То, как меня подмывало сломать ему нос – это было похоже на желание расчесать комариный укус. Пусть это и было необыкновенным для меня, но что-то очень твердой стеной встало между мной и этим поступком. Как будто я не хотел окончательно испортить все свои отношения с этим городом, нанеся увечья еще одному первому встречному человеку.
Поняв, что это нужно заканчивать, я решил ударить его коленом. Занося ногу, я случайно ударил кого-то из тех, кто пытался меня оттащить, и, не обратив на это внимания, сильно вдарил коленом прямо в живот Бауди. Тут он уже не хихикал: простонав, он ослабил хватку, и я вытолкнул его из толпы. Он скрутился на газоне, держась обеими руками за живот.
– А сейчас как тебе?! Смешно?! – цедил сквозь зубы я, утирая пот из-под носа.
Арби и в этот раз грубо расталкивал всех тянущих ко мне руки людей, снова выкрикивая, что он разберется сам. Один из них, все же, оказался проворнее и, обхватив под мышками, начал нести меня. Это был Ибрагим. Он оттащил меня на угол поля, не выпуская из рук.
– Да что тебе надо? – вырывался я.
– Тихо-тихо-тихо, боец, свои ребята, – улыбнувшись, поднял руки он, когда выдавил меня достаточно далеко от заварухи. – Хотел убедиться, что ты успокоился. Ты что тут устроил?
Я устало закатил глаза. Все повторялось.
– Ты все видел. Оставь меня уже.
– Да я и не пристаю, просто не понимаю, что произошло. Такая суета – а причина какая?
– Он оскорбил меня. Хорошо, что это слышал не я один.
– Ну, это Бауди. Я его еще со школы знаю.
– И что?
– Да ничего, – его брови собирались в саркастичный треугольник, и я лишь закипал сильнее.
– Что тебе тут кажется смешным? – спросил я, грозно глядя ему в глаза.
– Бауди этот – очень тупой придурок, смысла с ним дело иметь нет никакого. Он неисправимый. Ударь ты его еще тысячу раз – он продолжит делать то, что делал. А этой нападкой, – он спародировал мой удар коленом, – ты все только усугубил.
– Мне наплевать! – я лишь отмахнулся от Ибрагима, увидев, что Арби общается с кем-то на повышенных тонах.
Я подбежал к ним и услышал, что он меня защищает, оправдывая мои действия тем оскорблением, которое Бауди прилюдно мне учинил.
– Тебя назвать так, ты промолчишь, хочешь сказать? – нагнетал Арби.
Сейчас он выглядел предельно угрожающе, отчего парень по имени Заурбек немного подсел.
– Не надо было так резко набрасываться… – приговаривал Заурбек.
– ДIавала, твоему дружку не надо было языком лишнее чесать. А раз сказал что-то – отвечай за свои слова!
Я встал между ними, оттолкнув Заурбека.
– Что ты ему объясняешь, Арби? – пренебрежительно спросил я. – Не видишь, что он такой же?
Заурбек, качая головой и ухмыляясь, пригрозил мне указательным пальцем.
– А с тобой мы еще не закончили, – по-чеченски сказал он, пятясь к сидевшему на газоне Бауди.
И вот, как обычно, я вновь обо всем пожалел. Бауди не был сумасшедшим, но словно делал все, чтобы таковым казаться. С другой стороны, я понимал, что вряд ли сумел бы не отреагировать на его оскорбление. Я корил себя за то, что не умею терпеть; за то, что отличаюсь от других чеченцев; корил себя за то, что я с Москвы; корил Сулеймана за то, что поставил меня в команду с этим Бауди; корил Малика за то, что он передал мне эти оскорбления; корил себя за то, что плохо провел этот матч, ведь из-за моей игры теперь и этот день был испорчен.
Все шло не так. Я вновь чувствовал себя маленьким мальчишкой, которого другие грозненские дети дразнили и задирали из-за того, что понимали, что он откуда-то издалека.
– Плевать на них! – Арби уводил меня к будке. – Заберем свои вещи и уезжаем отсюда.
Бросив еще один взгляд на поле, я увидел, что все наблюдают за нами: Бауди, морщившийся от болей в животе, его друг Заурбек, склонившийся над ним и держа руку у него на плече, и сочувственно ухмыляющийся мне Ибрагим – все они безмолвно провожали нас.
– Я снова выглядел странно? – тихо спросил я Арби, когда мы прошли к будке мимо расступившихся студентов. – Надеюсь, сейчас ты так не считаешь.
– Если кто-то и выглядел в этой ситуации странно – то точно не ты.
Я тебя поняла. 16:28
Припёрся в Грозный, а со мной даже не связался. 16:28
А ведь мы почти что родные брат с сестрой. 16:29
Ладно я. Тебе перед теткой своей не стыдно? 16:29
Теперь чтоб ноги твоей не видела! 16:29
Когда мы с Арби вернулись с отборочной тренировки, я сразу же, спасаясь от жажды, завалился спать в своей комнате, надеясь доспать до ифтара, но сообщения моей двоюродной сестры Лианы разбудили меня.
Ну, все, началось. 16:33
Во-первых: прости, что не написал тебе. 16:33
Во-вторых: сегодня приеду к вам. 16:34
Буду у вас есть и пить. 16:35
На фиг не нужен. 16:36
Если приедешь – огребешь бейсбольной битой. 16:37
Во-первых: э-э-э, ты как общаешься? 16:37
Во-вторых: откуда у тебя бейсбольная бита? 16:38
Во-первых: почему ты пишешь «во-первых» и
«во-вторых»? Это такой новый каламбур? 16:39
Во-вторых: когда будет «в-третьих»? 16:39
Я увидел всплывающее уведомление из другого чата – с мамой.
Ты серьезно не поехал к Асе? 16:39
Ты меня опозорить хочешь? 16:40
Я никого об этом не спрашивала. Думала, что ты сам
сделаешь все, как надо! 16:41
Алелай, и это мой сын… 16:41
Я вновь открыл чат с Лианой.
В-третьих: ты позорная ябеда и сегодня
ты у меня получишь. 16:42
Арби выполнял работу по дому, вынося в коридор вещи, которые нужно было выбросить, и освобождая в своей комнате место для пылесоса, чтобы он не мешал в коридоре и гостиной. Он отказался от моей помощи, после чего я сказал ему, что на ифтар поеду к тете с сестрой.
– Ты можешь поехать со мной, – предложил я.
Дунув на свою взлохмаченную челку, он показал мне свои пыльные от старой тумбы руки.
– Я тут слегка занят.
– А я и не видел, что у тебя в комнате есть старая мебель.
– Ты не заглядывал в угол – за дверь. А еще ты не видел, что творится на балконе.
– Вы же недавно ремонт делали? – вопросительно воззрился я на груду из старых книг, разобранный деревянный стол и старую обувь.
