Два часа это столько сколько нужно техникам проверить и подготовить самолеты к вылету. Звучит команда «По машинам!». Один за другим пилоты заводят моторы. Пропеллеры превращаются в прозрачные звенящие круги. Под капотами «звезды» в 1250 «лошадок» мощностью жгут бензин на прогреве. Кирилл придирчиво пробегает взглядом по приборной панели. Стрелки на «нулях». Только тахометр показывает холостой ход. Индикаторы оружия можно и не проверять. Все равно, патронов в пулеметах нет. Учебный вылет в мирное время, кому нужны лишние происшествия и несчастные случаи?
Стрелка датчика температуры медленно сдвигается и ползет к зеленому сектору. Все. Еще немного и снова в небо. «Сапсан» машина новая. Только-только пошла в серию. Кириллу несказанно повезло попасть в число первых пилотов этой машины. Повезло дважды. Сначала перевод из полка берегового базирования в палубную элиту. Затем выяснилось, что новейший авианосец «Двенадцать апостолов» вооружают новейшими самолетами.
Повезло и в том, что начальник авиаотряда сумел через штаб эскадры и командование флота выбить для своей формируемой команды учебу в Крыму. Это и мягкая черноморская осень вместо свинцового тяжелого неба и пронизывающих ветров со снегом аэродромов Колы. Это и работа с профессиональными инструкторами, вывезших истребителей на спарках. Это и полеты с палуб учебных «Риона» и «Кубани».
Пилотам «Наварина» приходится сейчас осваивать новую технику в куда менее комфортных условиях. Все же климат в Романовском порту мерзопакостный. Гольфстрим не спасает. Вон, Черепов на днях обмолвился, у «наваринцев» уже две аварии. Обе при посадке на палубу.
Время. Авианосец идет против ветра. Самолеты один за другим увеличивают обороты моторов и стартуют. Короткий разбег, машина срывается с палубы, зависает над волнами и плавно набирает высоту. У Кирилла в этот момент как всегда сердце замерло. Нет, машина уверенно вытянула. Главное, назад не оборачиваться, чтоб не видеть нависающий над хвостом самолета срез палубы корабля.
Дюжина истребителей сделала прощальный круг над авианосцем и ушла к берегу. Курс штабс-капитан Оффенберг проложил точный, эскадрилья вышла прямо к озеру Девичий Берег. После крошечной, качающейся палубы авианосца посадка на аэродром не доставила проблем. Широкое летное поле укреплено стальной сеткой и не раскисает ни весной, ни осенью.
Самолеты вырулили к парковкам учебного авиаполка. Кроме полудюжины новых «Сапсанов» здесь стояли ударные монопланы «Баклан», несколько палубных торпедоносцев, привычные Кириллу Никифорову «Чайки» и даже уже устаревшие И-47 К. Дальше в направлении поселка над полем возвышались четырехмоторные стратегические «Остроги» и скоростные бомбардировщики «Авиабалтовких» серий.
Да, крымские Саки облюбовал не только учебный отряд Черноморского флота, но и стратегическая армейская авиация. В организационном плане это доставляло некоторые неудобства. Флот уже несколько раз пытался «сковырнуть» армейцев с аэродрома, но безуспешно. В Генштабе полагали, что тяжелым бомбардировщикам нужна хорошо оборудованная тыловая база, а степь под Саками может разместить целую воздушную армию, буде вдруг кому придет в голову таковую сформировать.
Да, на флоте любят все решать быстро. Только летчики успели пообедать, как дежурный по аэродрому потребовал срочно явиться в штаб. Там людям штабс-капитана Оффенберга вместе с другими истребителями «апостолами» вручили билеты на поезд от Симферополя до Москвы. Отправление завтра 19-е октября. Машины выделяем. Извольте не опаздывать, господа обер-офицеры и унтер-офицеры.
В отличие от действующих авиаполков на учебном аэродроме унтера питались в своей столовой отдельно от «ваших благородий» и рядовых. За ужином фельдфебель Марченко высказал идею устроить прощальный ужин, но не как все в трактире или ресторане, а взять в лавке мясо, овощи, фрукты, корзины три вина да расположиться на берегу моря.
– С Крымом прощаемся, все-таки. Давайте по-человечески все сделаем.
Увы, понимания эта идея не нашла. К вечеру похолодало, закрапал мелкий дождик. Антон Марченко пытался сыграть на совести и гордости, дескать, невместно крымской непогоды бояться, когда и так на Север уезжаем. Бесполезно. В результате шумная компания «апостолов» вечером завалилась в ресторанчик «Тулон» где и оккупировала половину зала.
Сколько раз замечалось, на службе разговаривают, о чем угодно кроме дела, но стоит сослуживцам собраться вечером за столом, как все разговоры сводятся к рабочим вопросам. Удивительная особенность человеческой психики, однако.
Разумеется, в этот день все вертелось вокруг недавно прогремевшей Польской войны. Летчики с жаром обсуждали газетные репортажи, журнальные статьи. Вспомнили весьма грамотное эссе в «Морском сборнике» за авторством господина Погостина. Затем Кирилл упомянул впечатлившие его репортажи господина Симонова, уникума российской журналистики, оказавшегося уже второго сентября на фронте со стороны польских частей, выжившего в жуткой мясорубке под немецкими ударами, счастливо избежавшего окружения в Варшаве и пробившегося вместе с польскими беженцами к погранпереходу под Холмом.
Что-ж, тема животрепещущая. Если немецкий флот в этой операции особых успехов не имел ввиду поспешного разбегания противника по нейтральным портам, то фронтовая авиация показала себя во всей красе. Именно ударные самолеты прокладывали дорогу танкам и пехоте. Современная война, это не окопы и ряды колючей проволоки, а концентрация огня и дерзкий прорыв. Несмотря на незначительное численное превосходство, немцы подавили поляков мощью подвижных частей, связали маневром и силой авиации, разгромили польские армии по частям.
Молодые летчики, а другие на авианосцах долго не держатся, с жаром обсуждали бои в Польше, все как один считали, что время старых армий прошло. Будущее за новым оружием. Что ж, молодости свойственен максимализм. Она всегда за все хорошее, порой не понимая, что это такое.
Глава 3. Санкт-Петербург.
20 октября 1939. Иван Дмитриевич.
Этот день испортила трещина. Банальная такая усадочная трещина. Инженер Никифоров оторопело глядел на широкую вертикальную щель с рваными краями, разрезавшую кладку первого этажа. Трещина сужалась к цоколю и доходила до самой земли. Верхние ряды кирпича перекрывали дефект, явно каменщик постарался загладить огрех, связать стену свежей кладкой.
– Это что такое? – бровь Ивана Дмитриевича нервно дернулась.
– Три дня как появилась. Не беспокойтесь, господин инженер, я приказал поверху дополнительную арматуру в швах пустить, – отреагировал десятник. На лице человека не отразилось никаких эмоций, дескать: «Ерунда какая-то. И с чего господин инженер нервничает-с?».
– Три дня.
Никифоров в последний раз появлялся на строительстве школы в среду. Сейчас пятница. Прошлый обход он провел галопом в быстром темпе. Резво пробежались по площадке, выслушал претензии крановщика, дескать лебедки скрипят, троса пора менять, пообещал прислать новый трос и дать механика. Куда больше внимания инженер уделил перекрытиям над спортзалом, который возводился опережающим темпом.
– Загребин!!!
– Сей секунд, – отозвались откуда-то сверху.
Через три минуты к инженеру спустился мастер Загребин. Серьезный, чуточку задумчивый, но ответственный молодой человек. Никифоров молча ткнул пальцем в направлении так озадачившей его трещины. Петр Загребин даже не стал оправдываться, только пожал плечами – ну бывает, не уследил.
Никифоров набрал полную грудь воздуха. Живописные образные яркие эпитеты и метафоры инженера привлекли к происходящему внимание рабочих и специалистов. К компании присоединился второй мастер господин Савельев, за ним подошли два десятника и несколько мастеровых.
На дворе вторая половина октября, прекрасные солнечные деньки, ночью подмораживает, но днем устойчивый плюс. Каменщики только две недели как перешли на зимний раствор. Трещина не от неравномерной нагрузки, и не последствие зимней кладки. Первый этаж поднимали в сентябре. Все это вихрем пронеслось в голове Ивана Дмитриевича. Еще раз уже сдержанно выругавшись, инженер побежал смотреть остальные стены восточного блока школы. Мастера и десятники рванули следом.
Что-ж, начавшийся так хорошо восхитительный осенний день плавно перетек в кошмар строителя. Через час после начала обхода господин Никифоров смолил вторую сигарету в конторке на площадке, потягивал крепкий чай, не чувствуя вкуса и с мрачным видом листал схемы съемок и исполнительные чертежи.
– Петя, хватай нивелир, бери Митрофаныча и кого сам захочешь из молодых сообразительных. Пересними мне сей секунд фундаменты.
– Так как я их пересниму? Мы же пазухи засыпали.
– Из подвала поработаете. Все вертикальные отметки перепроверить. Есть у меня одно подозрение, – скривился Иван Дмитриевич.
Петр Загребин мигом вылетел из конторы, за ним последовал десятник. Оставшись в одиночестве, Никифоров стиснул кулаки от бессилия и погрузился в изучение ведомостей и рабочих табелей. Работа муторная, но необходимая. Мастера и десятники иногда да вписывают лишнее, водится такой грешок. Списание материалов, перерасход, завышенные расценки – известные еще со времен каменщиков царя Соломона вещи. Говорят, строители пирамид тоже таким образом творчески развлекались.
«Не вводи во искушение» – вот и не будем вводить, хмыкнул Никифоров, ставя жирный вопросительный знак напротив строчки с расходом арматуры. Часы работы бетонщиков тоже показались подозрительными. Явно выше нормы выработки.
Петру на повторную съемку потребовалось всего два часа. По опущенным плечам и понурому виду вернувшегося в контру мастера читалось, что ничего хорошего он не принес. Отметки на схемах только подтвердили подозрение. Увы, вердикт однозначен – фундамент просел по всей оси здания. Причем, господин Загребин острым взглядом отметил даже свежие трещины в бетоне монолитных ростверков. Настроение у инженера окончательно пропало.
– Сваи же держали. Сам наблюдал, как из забивали! – возмутился Гена Савельев. – Дизель-молотом били!
– Остановить работу! – Никифоров ударил кулаком по столу. Чашка с недопитым чаем подпрыгнула. Карандаш скатился на пол.
– Немедля останавливаем все от девятой оси. Нет, весь корпус останавливаем. Рабочих с завтрашнего забираю на другие объекты. Оставите только тех, кто нужен на спортзале.
– Может быть, гаражи и учительские дома вытянем? Они же отдельными зданиями.
– Хорошо, – соображал Никифоров быстро. – Перебрасывайте людей и технику на дома и спортзал. Основной корпус замораживаем. Гаражи тоже.
– В график не успеем, – тихо молвил Савельев.
– Черт с ним, с графиком.
– Я могу позвонить геологам, тем что нам разведочное бурение проводили. – Загребин взялся за телефон и бросил вопросительный взгляд на инженера.
– Звони. Закажи сразу две скважины у западной стены. Сам определишь где бурить.
Коллизия со школой в Гражданке разрешилась через неделю. Ну как сказать, с точки зрения господ из Технико-строительного надзора губернии и руководства Заказчика, лучше бы оно не разрешалось. Разведочные скважины вскрыли банальное древнее болотце или русло речки, погребенное под наносными глинами. В кернах обеих скважин: торф, иловые отложения, подлые ленточные глины. Сваи по крайней оси удачно повисли в своде над торфяным слоем, получив нагрузку от стены они просели. Бывает такое, редко, но бывает.
Визит в министерство Народного Просвещения позволил разрядить обстановку, но не до конца. Чиновники из строительного Управления покачали головами, приняли к сведению коллизию. Хорошо, начальник управления старый знакомый Никифорова посодействовал чем мог. С позиции министерства, решение вынесли в пользу подрядчика.
Смету увеличили, непредвиденные обстоятельства приняли. Однако, от товарищества "Северный монолит" потребовали совершить подвиг, вымолить настоящее чудо, если быть честным. Школу со всеми постройками требовали сдать к сентябрю сорокового года. Иначе за срыв сроков кому-то придется отвечать.
– Ты же сам инженер, Игорь Иванович! Ты же понимаешь, битумную или цементную подушку я только в апреле смогу закачать. В зиму такую работу не делают. Нужен теплый грунт. Цемент не схватится. И битум затвердеет рано, не свяжет грунт.
– Грейте скважинами, раскапывайте это болото и расторфовывайте, но чтоб сдали в срок!
Никифоров хотел было возразить, но одного взгляда на заказчика хватило чтоб понять – бесполезно! Только хуже будет. Глубоко вздохнув, Иван Дмитриевич раскрыл папку и принялся перебирать бумаги.
– Пойми, не товарищ министра так губернские власти спросят. Им просадка фундамента индифферентна. Дети в Кушелевку каждый день ездят, и там и в Гражданке и так школы переполнены. Губернатор не с меня, не с тебя спросит, а к министру пойдёт. А если столичный генерал-губернатор заинтересуется?! Ты же сам знаешь, все наши пригороды это уже как город!
– Так бы и сказал сразу, только мы в зиму уходим. Не по-божески получается, Уставы и Уложения нарушать придется. Кто если что отвечать будет?
– Дай Бог, в ноябре грунт не застынет. Там управимся, я тебе субподрядчика хорошего представлю. Вытянем школу.
Никифоров уже внутренне согласился с доводами. Не такой уж и риск, можно попытаться, авось прокатит. Помнится, в Маньчжурии на рудниках и не на такие экспромты приходилось идти. В голове что-то щелкнуло, словно повернули рубильник, и свет включился.
– Попробуем. Только ты мне дай техническое решение на казенном бланке с печатью. Знаешь, не хочу искушать Господа.
– Будет тебе решение, – господин Игорь Фомин обреченно махнул рукой. – Завтра все едем в Гражданку, обследуем честь по чести. Не обессудь, но городского архитектора тоже приглашу. Пусть тоже подпишется. Руднева Льва Владимировича тоже беру.
– Завтра в девять? За тобой заехать? – обрадовался Никифоров.
– Давай в десять. Мне с утра надо к Ефимову заглянуть на гимназию в Пискаревке. Затем к тебе. Буду на служебной, так что смотри если завязну, сам толкать будешь.
Министерский чиновник не подвел. Комиссия походила и поохала, ответственные господа сами пощупали стены, фундаменты, глубокомысленно изучили трещину, долго читали отчеты изысканий. Товарищество "Северный монолит" получило ответственное решение, все честь по чести. Чуть позже согласовали и новую смету. Вот только Техстройнадзор настоял на расторфовке открытым способом. "Шесть саженей всего". На предложение закачать цементную подушку, заслуженные седовласые архитекторы МВД серьезно задумались, но решили не экспериментировать. "А как Вы, дорогой Иван Дмитриевич, несущую способность зимой проверите? Заморозите линзу, а она весной возьми, да оттает".
Пока обсуждали, да решали, пока Никифоров с партнером закупил шпунт для отсечки подземного русла, наступил ноябрь. Закружила поземка, затем подтаяло, теплый ветер принес слякоть, не успевшая замерзнуть земля раскисла. Световой день сократился совсем неприлично. Не успеешь людей расставить, как небо темнеет. Приходилось прожектора включать. А много ли землекопы наработают с таким освещением? Тем более, ставить экскаватор у фундаментов, Иван Дмитриевич и его партнер опасались.
Глава 4. Царское Село.
20 октября 1939. Князь Дмитрий.
– Рассказывайте, князь, – сидевший во главе стола мужчина средних лет в мундире гвардейского полковника наклонился вперед и уставил на собеседника пристальный взгляд зеленых глаз. – Рассказывайте, какого черта Вы передали протоколы допросов журналистам?
Собеседник устало потер виски и согласно кивнул. Взгляд государя он выдержал спокойно. Признаться, человек сильно устал за этот день. Еще рано утром он был в Тегеране, а сейчас мог созерцать из окна осенние пейзажи Александровского парка Царского Села.
– Ваше Величество, я опасался, что Вы не успеете разрешить.
– Очень интересно.
– Из трех пойманных агентов у двоих дипломатическая неприкосновенность. Их надо было или закопать, либо отпустить. Первое рискованно, слишком много людей знало, кто нам попался. Второе вело к серьезному скандалу. Я сыграл на опережение, добился публикации в наших, немецких и американских газетах нашей версии событий. Копии протоколов допросов поспособствовали верификации версии. Счет шел на часы.
Император нахмурился. С минуту он смотрел на собеседника, затем расслабился.
– Хорошо. Буду надеяться, ты все сделал правильно, Дмитрий. Я собирался спустить дело на тормозах. Пока ты развлекался в Персии, англичане пытались договориться о новом разделе зон влияния. Теперь понимаю, это была игра.
– Согласен, Ваше Величество. – Легкий кивок. Князь крови Дмитрий Александрович сплел пальцы перед собой и продолжил: – За мятежом определенно стоят британцы. Спецслужбы шаха прохлопали ушами начало выступления, но нам повезло, столичный гарнизон не поддержал мятеж, а наши казаки первыми открыли огонь по толпе.
– Скажи лучше, ты поднял людей по тревоге, – улыбнулся император. – Хорошо, что все хорошо закончилось. Но ты смешал мне все карты.
Князь Дмитрий поднялся со стула и подошел к окну. Со второго этажа царской резиденции открывался великолепный вид на парк. Октябрь месяц. Золотая осень. После трущоб и дворцов Тегерана, полевых лагерей русских механизированных частей, пыли дорог, грязи узких улочек восточного города вид на русскую осень радовал глаз. Душа отдыхала.
– Ты скорее всего не в курсе, я отдал приказ спешно перебрасывать в Персию дополнительные части из Закавказья и Туркестана. – Алексей Николаевич откинулся на спинку кресла и закурил.
– Пара бригад не помешает.
– Пока шесть дивизий и четыре мехбригады. Вторым эшелоном идет третий мехкорпус.
– Так все серьезно? – бровь князя поползла на лоб.
– Одно к другому. Наши мирные инициативы по Польше провалились. Если Чемберлен проявил заинтересованность, то правительство Деладье встало на дыбки. Они решили драться до конца.
– Что сообщают из Берлина?
– Немцы держат паузу. Штрассеры благодарны нам за посредничество, но сами много не ждут. Ты понимаешь.
Князь Дмитрий опять кивнул. По долгу службы ему приходилось погружаться в хитросплетения мировой политики. Он и карьеру начал по линии МИДа. Работал помощником посла в Белграде, затем занимался русской политикой Франции, пока его не заметил венценосный родственник. Последние годы князь крови Дмитрий Александрович трудился личным порученцем цесаревича, а затем царя Алексея Второго.
– Если хочешь, кури. – Алексей щелкнул по портсигару. – И чтоб я в последний раз слышал от тебя «ваше величество».
– Хорошо. Кофе у тебя варят?
– Не обедал?
– Есть такое.
Император поднял трубку телефона, крутанул диск.
– Принесите два кофе и бутерброды прямо сейчас. Ужин на двоих в кабинет, поторопитесь, если не затруднит.
Отдав распоряжение, царь направился к окну. Погода за окном радовала. Совсем некстати вспомнилось, что в такой чудесный солнечный день пришлось работать не покладая рук – разбираться с отчетами и докладами, принимать министров, провести два совещания. Это все не считая телефонные звонки. Алексей искренне надеялся, что после ужина удастся ухватить час на прогулку по парку. Врачи настойчиво рекомендовали не зарабатываться и дышать свежим воздухом. При мысли о врачах лицо самодержца исказила гримаса, завтра по графику очередное переливание крови. Увы, с этим приходится жить.
– Как здоровье Натальи Сергеевны? Дети в Царском Селе?
– Спасибо. У них все хорошо. Наташа на днях взяла на попечение сиротский приют в Колпино. Устроила там погром, как в Одессе, довела до приступа попечителя, не сходя с места провела экзаменацию среди воспитанников.
– И?
– Дюжину мальчишек перевела в кадетские классы, а несколько девиц отправила в Смольный. Дескать, считает, из них толк выйдет.
