Я на подобном мероприятии впервые. В конце прошлого сезона подписала контракт с агентством талантов, которое взялось за мой имидж. И как только менеджер узнал, что соглашение с моим текущим спонсором экипировки истекает в январе, сразу сказал не торопиться с подписанием нового. Теперь понятно почему – они хотят свести меня с Lacoste.
Я вообще не против. Мне нравится бренд. Нравится дизайн. До приезда в Мельбурн мне даже нравились все их амбассадоры. Но теперь, когда я знаю, какой мудак Алекс Де Виль, щеголяющий в их фирменных поло, закрадываются сомнения в перспективах нашего сотрудничества…
– Мисс Филатова, уан пикчер, плиз? – я даже не успеваю натянуть на лицо улыбку и поставить уже куда-нибудь злополучный поднос с закусками, который все еще болтается в моей руке, как щелкает затвор фотоаппарата светского фотографа.
Блеск. Когда фотки опубликуют, за официантку меня примет не только Де Виль, но и весь белый свет. А я ведь просто хотела перекусить! И плевать, что на таких мероприятиях люди редко прикасаются к еде. Из-за тропического ливня, который обрушился на Мельбурн этим утром, у меня сдвинулась тренировка на корте, и я пропустила обед. Хотела хоть тут что-нибудь урвать, но когда шла с подносом соблазнительных канапешек от фуршетной линии к столу, меня перехватил чертов Де Виль.
Кстати, о нем… Взбудораженный выставочной игрой с кумиром народ толпится у сцены, ожидая повторного выхода «дьявола». Им бедным невдомек, что Алекс в это время по палатке голый расхаживает.
Что он там болтал на тему прачечной? Кажется, у него нет футболки? И тут же в моей голове рождается внезапная идея для мелкой пакости. Ничего не могу с собой поделать – принцип «око за око» я впитала в себя во время проживания в теннисной академии в подростковом возрасте. Когда я впервые приехала, девчонки-старожилы как только не разыгрывали меня – связывали шнурки, прятали мячи, снимали обмотку у ракетки, из-за чего я стирала руки в кровь во время тренировок… Я ни разу не пожаловалась старшим, зато отомстила не только на корте, где со временем методично размазала каждую из обидчиц, но и за его пределами, отплатив им той же монетой – случайно сломанными ракетками, спущенными струнами и постиранными с зеленкой майками. С Де Вилем тоже церемониться не буду!
Запихнув в рот одну тарталетку, я оставляю поднос на столике и пулей лечу к двери с табличкой «для персонала». Когда сама переодевалась в фирменный комплект, выделенный спонсором, видела, что здесь выдавали униформу для супервайзеров вечеринки.
Мне везет – тут царит хаос, потому что вечеринка в разгаре, и никому нет до меня никакого дела. Да и надо признать, что в форме Lacoste я действительно мало отличаюсь от обслуживающего персонала.
Минуту спустя я становлюсь обладательницей мужской футболки размера L. Еще тридцать секунд – у меня в руке оказывается маркер с прозрачным грифелем, подготовленный для росписи Де Вилем сувенирных мячей. Обычно на фан-встречах спортсмены используют черные фломастеры, но на тематической вечеринке – тематические приколы. Автограф звезды будет сиять только в свете ультрафиолета – такой вот эксклюзивный сувенир для избранных.
Ммм… Кажется, у сцены как раз ультрафиолетовые лампы установили для атмосферы?..
Сбегаю со всем этим добром в туалет. Пряча от самой себя дерзкую ухмылку, раскладываю на колене футболку Де Виля и размашисто пишу на ткани маркером.
Всего одна фраза. Но с убийственным подтекстом.
Обидно? Жестоко? Досадно? Переживет! Мне вот тоже обидно, что он со мной так ужасно обращается. И уже во второй раз, между прочим. После разглядываю футболку и, не заметив ни следа от «шпионского» маркера, мчусь обратно в зал.
Адреналин долбит в крови, как на решающем тай-брейке в принципиальном матче, но я остаюсь сконцентрированной. Когда принимаю решение, терпеть не могу идти на попятный. Упрямством я пошла в отца. Мама говорит, он лучше язык себе откусит, чем признает, что был не прав… Поэтому они и развелись десять лет назад. Я из-за любви к теннису досталась по наследству папе, а мама решила строить свою личную жизнь в Европе. Сейчас она осела в Мадриде, не знаю, надолго ли. Мы не виделись больше полугода, и я бы даже, наверное, начала скучать по ней в эту самую минуту, если бы не Алекс Де Виль, из-за которого схожу с ума и не могу ни о чем думать уже третьи сутки.
Убеждаю себя, что права, что все правильно делаю. Кто-то же должен сбить спесь с Алекса Де Виля? Возможно, кто-то там наверху специально возложил эту миссию на мои хрупкие плечи. Зачем-то мы же столкнулись на днях в лифте и сегодня на вечеринке?
Гости по-прежнему толпятся у сцены, подсвеченной неоновой змейкой. Ни следа «дьявола» – значит, все еще чахнет в гримерке в ожидании сменной одежды. Осмотревшись, нахожу в толпе официанта с подносом.
– Отнеси в гримерку Де Вилю! Он ждет, – велю я, пытаясь всучить парню футболку.
– Это не моя работа… – он испуганно пучит глаза, но я не из тех, кто легко сдается.
– Ты что, отказываешься спасти мероприятие? – говорю строго. – Звезда осталась без одежды, ждет форму, а ты…
– Это точно его футболка? – спрашивает с подозрением.
– Ага, – я невинно демонстрирую ему фирменный ярлык с крокодилом. – Давай же, а то вся вечеринка пойдет к чертям.
– А ты почему не отнесешь?
– Ты что, не в курсе, что Де Виль терпеть не может женщин? Особенно, в своей палатке.
На лице парня отражается замешательство, но я резко вручаю ему футболку, не позволяя искать логику в моем объяснении (потому что ее нет). И кокетливо снимаю с его головы бейсболку, которую водружаю на свою голову. Послав ему ободряющую улыбку, отхожу к стеночке и наблюдаю, как он скрывается за поворотом.
Осознание того, что я сделала, обрушивается на меня снежной лавиной. Это отходняк от повышенного адреналина – меня бросает в жар, потом в холод, а потом становятся ватными колени. Прижавшись спиной к стене, я часто дышу и жмурюсь, когда спустя минуту ведущий объявляет долгожданный выход Де Виля к публике.
Должно быть, футболка дошла до адресата…
Гаснет свет. Вспыхивают лучи стробоскопа. Народ беснуется в ожидании своего кумира, а потом… просто пронзительная тишина.
Трусливо приоткрыв один глаз, я смотрю на сцену. Туда, где, щурясь от ярких вспышек направленных на него лучей софитов, уже стоит Алекс Де Виль в белой тенниске, на которой неоном поперек груди горит одна единственная фраза, написанная от руки моим собственным почерком.
Always second.
Всегда второй.
Щелкают камеры. Раздаются приглушенные смешки. У организаторов от ужаса вытягиваются лица. Только Алекс ничего не понимает, с удивлением наблюдая за поведением толпы.
Возможно, это было чересчур жестоко с моей стороны…
Внезапно неоновые вспышки, которые сопровождали выход Алекса на сцену, гаснут. Кто-то из организаторов с мертвенно-бледным лицом что-то шепчет склонившемуся двухметровому «дьяволу» на ухо, а под потолком загораются обычные лампочки, в свете которых моя детская шалость начинает казаться мне невероятной глупостью.
Пожалуй, самое время исчезнуть.
Но я даже шага не успеваю сделать. Внезапно голова Де Виля дергается вверх, а цепкий взгляд начинает методично сканировать толпу, словно он кого-то ищет…
Меня?
Мамочки, если он поймет, что аферу с футболкой провернула я, наверное, просто убьет…
А мне рано. Мне всего девятнадцать. Я еще не выиграла Большой шлем. Не стала первой ракеткой мира. И даже не лишилась девственности. Это будет просто унизительно, если последним, что я сделаю в своей жизни, будет тупая шутка со светящимися маркерами.
Глава 5
Алекс
За свою уже довольно продолжительную карьеру профессионального теннисиста я встречал много дерьма. Против меня болели стадионы. О моем неспортивном поведении на корте слагали легенды. Каждую деталь моей жизни с наслаждением обсасывали в прессе. Но еще никогда я не становился объектом таких шуток.
Всегда второй.
Это как наотмашь ударить в уже кровоточащую рану. В самое мясо. И еще присыпать месиво солью. У кого, сука, хватило на это ума?
Управляющий Lacoste, который стоит рядом со мной, от стресса едва ли может связать два слова. Его трясет, на лысине выступил пот. Потому что никто не готовится к таким форс-мажорам. Это не косячный кейтеринг и не внезапно налетевший на Мельбурн ураган. Нет. Скандал на сцене перед толпой журналистов и блогеров, о котором завтра будут кричать все таблоиды, – реальный повод обделаться от страха.
И пока смекалистый ведущий и по совместительству автор популярного спортивного подкаста Джо Леви, у которого яйца, видимо, сделаны из стали, потому что он единственный не потерял дар речи, наблюдая за световым перформансом моей футболке, пытается отвлечь толпу, я взглядом указываю находящемуся на грани обморока мужику из Lacoste на кулисы. Ему явно нужно присесть, а мне оценить обстановку и среагировать.
Как? Другой вопрос.
Мне не привыкать отбиваться от враждебно настроенных зрителей, но тут… вроде бы никто и не упивается моим унижением. Напротив. Я замечаю в толпе сочувственные взгляды, что для меня еще хуже. Клал я на всю эту сентиментальную хрень. Надпись на футболке – это хотя бы честно и по факту. Но прийти в голову такое могло бы только совершенно отбитому…
Стоп.
Когда кто-то догадывается добавить света, чтобы я не сверкал в темноте, как неоновая вывеска, я под голос ведущего, перечисляющего мои спортивные регалии, натыкаюсь на барби, которая пятнадцать минут назад плевалась в меня ядом и которую я послал за…
Черт. Перевожу взгляд на поло, потом снова на блондинку. Она стоит у противоположной стены, прячется под козырьком ненужной в вечернее время бейсболки, но я ее вижу. Даже в приглушенном свете желтых огней она выглядит бледной и напуганной. Виновна – кричит весь ее вид. Ну, конечно, маленькая сучка действовала исподтишка. Странно, что не бежит отсюда сверкая пятками. Что, даже не боится быть уволенной?
Я приподнимаю брови, транслируя ей угрозы без слов. А если в суд подам? Моральный ущерб, порочащие честь и достоинство действия. До конца жизни со мной не расплатится, зараза такая…
– Алекс, поздравляем с началом сезона! – обращается ко мне ведущий. Я включаюсь и концентрирую внимание, среагировав на свое имя. – Как настроение?
– Отличное, спасибо! – на автомате отвечаю я и поднимаю руку, еще раз приветствуя собравшийся у сцены народ, а сам не свожу глаз с блондинки. Она кусает губы, гипнотизируя меня, но продолжает стоять на месте. Что за извращенную игру ведет?
– Поделись с нами ожиданиями от первого в сезоне турнира Большого шлема. Ощущаешь ли ты прессинг? – Джо ободряюще улыбается мне, пытаясь свести скандал на нет, но я эту подачу не принимаю.
Все еще смотрю барби в глаза, представляя, как хорошо моя рука смотрелась бы на ее тонкой шее. И неразумно, глупо, против любых адекватных доводов ощущаю… возбуждение, приятно растекающееся по телу.
Еще стояка в этих шортах мне не хватало для полного счастья. Я ее убью.
– Приехал сюда с нулевыми ожиданиями, ребят, – говорю с улыбкой, непринужденно засунув руки в карманы брюк. – Никакого прессинга. Я всего лишь… второй.
Делаю театральную паузу, после которой все замирают на вдохе, и лишь затем продолжаю:
– Пусть беспокоятся те, у кого первая строчка качается под ногами.
Гул одобрения проносится по залу после моих слов.
Ладно, хватит с меня любезностей, и так еще ни на кого не наорал. Я протягиваю и жму руку ведущему, заканчивая наше небольшое шоу. Он вынужденно подхватывает, объявляет время розыгрыша. И вот уже на сцену выходят одетые в новую коллекцию Lacoste идентичные девчонки и парни, которые ослепляют толпу улыбками похлеще прожекторов.
Три, два, один… Толпа не сразу, но оживает. Движется в мою сторону, ломится за сцену, куда спускаюсь я. В ушах шумит, с противным звуком щелкают камеры на телефонах.
– Алекс! Алекс, вы думаете за инцидентом стоит Холлиуэлл? – неожиданно доносится до меня вопрос. Удивляет, потому что Святошу обычно не обвиняют в обычных человеческих грехах.
– Без комментариев! – из ниоткуда перед охраной, отделяющей меня от возбужденной толпы, появляется Артур. Самое время, чтоб его.
– Алекс, вы верите в проклятие «второго номера»?
– Алекс, мы болеем за вас!
– Алекс, Алекс, Алекс…
Что-то странное творится сегодня со зрителями и папарацци. Когда мне прокладывают дорогу прямо сквозь толпу, они смеются, но не зло, свистят, но не освистывают, подбадривают и бросаются в меня не помидорами – на голову одному из охранников прилетает красный кружевной лифчик, предназначавшийся мне. Толпа хохочет.
– Как думаешь, Алекс, это подстроили фанаты Холлиуэлла, которые не хотят, чтобы ты выиграл еще один турнир Большого шлема? – надрывая связки, выкрикивает по-русски парень, забравшийся на плечи к другу, чтобы его заметили.
Скорее всего, он намекает на протесты, которые в прошлом году устроили во время Уимблдона. Против моего участия. Да, было дело после очередной стычки со зрителями. Я показал в камеру средний палец, когда перед важной подачей мне мешали, выкрикивая, что я лузер.
– Больше похоже на фанаток моего большого члена, – отшучиваюсь я, и парни взрываются смехом, пока другие ничего не понимают из-за языкового барьера. А жаль, был бы отличный заголовок. Впрочем, может быть, еще будет, если моя шутка попала на видео.
Пройдя буквально десять метров мы оказываемся в служебной зоне, куда не пускают посторонних. Артур, весь красный от злости, матерится на французском, не забывая вставлять его любимый заимствованный «факинг» везде, где можно.
– Переоденься, и можем уходить. Плевать на фотосессию, это скандал! Мы засудим их и…
– Не кипятись, а? – говорю Артуру, а сам направляюсь в противоположную от палатки сторону.
– Алекс, ты вообще куда? Совсем с ума сошел? – летит в спину.
Видимо, да. Потому что единственное, чего я сейчас хочу, – это поймать барби. Что я собираюсь сделать с ней после, сам не знаю. Сожрал бы и не подавился, но… с ней как будто хочется поиграть. Не отомстить, нет. Но заставить ее пожалеть о сучьих пакостях, которые она тут творит.
Я двигаюсь на инстинктах. Что-то тянет магнитом туда, в дрожащий полумрак, где последний раз видел ее. С каждым шагом ощущаю под кожей нарастающий жар, звуки вокруг затихают. Я, как дикий зверь, которого манит сладкий запах и зов крови. Поймать, растерзать, уничтожить… Но только собственными руками.
Двигаюсь вдоль стены. Не выхожу из тени, пока не натыкаюсь на девчонку. Довольно быстро, кстати – стоит почти на том же месте, где припечатал ее взглядом к стене. Вот она во всей красе ее чертовски соблазнительных ног, которые, как всегда, демонстрирует, чтобы все вокруг обливались слюной. Ищет того, кто бы клюнул? Вытащил в люди? Почему бы и нет – каждый добивается целей по-своему.
Уже делаю к ней шаг, когда слышу ее возмущенный тон.
– Не нужно указывать мне! – она оказывается не одна. Не сразу замечаю, что размахивает руками перед возрастным мужиком. Уже нашла себе папика? Вот это скорость.
Блондинка шагает в сторону, тот перехватывает ее за локоть, а я напрягаюсь. Собираюсь вмешаться, когда она, резко сорвавшись с места, летит к выходу с крыши. Как завороженный, следую за ней и перехватываю на полпути. Опасно близко от пусть и огороженного, но парапета, откуда открывается вид на ночной город.
– Что вы… – дергает рукой, в запястье которой я вцепился, пока не встречается со мной глазами. Тут же замирает и выдает уже по-русски: – Ты.
Потом опускает широко распахнутые глаза на поло и поджимает губы, сдавая себя с потрохами.
– Это очень детский проступок, – наклонившись, говорю с ней на ее, по всей видимости, родном языке.
– Я буду отрицать все под присягой, – вскинув подбородок, дерзко заявляет она, а сама едва не дрожит от страха (или это возмущение?) и заглядывает мне за спину. Надеется на спасение?
Хмыкнув, я надвигаюсь на нее, сокращаю расстояние между нами до минимума.
– Выпороть бы тебя, – говорю тише и уже на французском, потому что чертовски хреново думается, когда ее пухлые губы распахнуты, а горячее дыхание согревает мою шею и подбородок. Когда покалывают пальцы, которыми впиваюсь в ее кожу. Когда ее грудь вздымается на каждом вдохе и едва не касается испорченного поло… и когда все равно коротит.
– Вы, – опять «выкает» мне, – нарушаете мои личные границы. Даю вам шанс отступить, пока я не закричала. У вас могут быть проблемы посерьезнее обидной надписи на футболке, – в ее приятном, чуть хрипловатом голосе, совсем не подходящем кукольной внешности, слышна угроза. Я приподнимаю бровь одновременно с тем, как она открывает рот и…
– Алекс! Я тебя обыскался, какого хрена ты творишь? Переодевайся живо! – Артур слишком озабочен моим внешним видом, чтобы заметить, как прервал назревающую сцену. Сует мне в руки чистое поло, а на шум вслед за ним уже стекаются зрители. И дружок-старпер блондинки, имя которой я до сих пор…
– Анна! – строго зовет тот, метнув в меня острым взглядом.
– Значит, Анна… – шепчу я под нос.
И ее папик.
– Пап, я…
А нет, реально папа? Или у этого слова есть какие-то еще значения в русском языке?
– О, так ты знаком с мисс Филатовой? – наконец замечает Артур, соизволив оглядеться по сторонам.
Я хмурюсь, ожидая пояснений. А рядом уже суетятся подоспевшие важные шишки: кто-то обещает принести мне публичные извинения от лица компании, кто-то хвалит за невероятную стойкость, кто-то шутит, что имя Алекса Де Виля заранее гарантирует грандиозный скандал – не меньше. Но я вполуха слушаю Артура, который нашептывает на ухо, как положительно настроена ко мне сегодня толпа, до сих пор скандирующая мое имя, и что из этого нужно выжимать все. И параллельно наблюдаю, как с мисс Анной Филатовой, которая внезапно, к моему большому удивлению, оказалась не просто прислугой, ведут воодушевленные диалоги все те же представители Lacoste, которые желают ей спортивных успехов и надеются на будущее сотрудничество.
Теряюсь, сбавляю оборону и толком не понимаю, как вместе с ней же оказываюсь на лимонной ковровой дорожке для «нескольких снимков, пожалуйста», как умоляюще просит пресс-секретарь, на которую мне в любое другое время было бы плевать. Как мне было плевать на свежую футболку, которую мне пытался всучить Артур, поэтому я стою в том же испорченном поло рядом с барби, а моя рука сдавливает ее талию до тех пор, пока улыбка на ее лице не становится натянутой.
– Значит, мисс Филатова не только мелкая преступница, но и теннисистка?
